Сибирские огни, 1967, № 1

Уснула она. И корзина скатилась в раскате с саней... * * * Была бы мне, малому, крышка и вечный в снегах упокой той ночью, когда бы не Рыжка — огромный, нахрапистый конь. Был с виду гигантище рыжий шального гривастей огня, но, знавшие нрав его ближе, смирней не упомнят коня. Детей доверяли хозяйки коняге с клеймом на боку, как старому, с каторги, дядьке, бездетному холостяку. Он их ребятню на подушке, по праздникам, из году в год катал на себе добродушно, шажком, от крыльца до ворот, ушами покорными прядал, дыша первобытным теплом... В ту ночь в арьергарде отряда он шел под армейским седлом. Спасибо степной непогоде! Внезапно окончивши бой, отряд уходил, от погони обоз прикрывая собой. Буран все кружился, шаманя, по спинам, по крупам хлестал. Вдруг Рыжка Ш ашка Казался он страшною сказкой тому, кто с ним не был знаком. Глядел обыватель с опаской на шашку его с темляком. Тогда он служил в Барнауле. И в городе слух бытовал, что, волчьей контуженный пулей, Долгих невменяем бывал. Здоровьем и духом железней в лощине, в урмане уперся под всадником, стал. Тот позже рассказывал: — Шпорю! Ни с места... Даю шенкеля! Храпит лишь, да кружит по полю.. Кругом — ни куста, ни жилья. Прислушался: что за шарада? Не то, чтобы бросило в дрожь, а жутко: сквозь посвист бурана почудился детский скулеж... Ну, думаю, впрямь, чертовщина! Удрать — и свидетелей нет... Но спешился. Поле. Лощина. Сугроб. И в сугробе — предмет!.. С тем всадником в кожаных леях потом я встречался не раз. Зажав меня в жестких коленях, шутил он, кончая рассказ: — Ну то-то, вояка из ранних! — И тыкал мне в шутку под дых, товарищ отца и соратник, уже знаменитый, Долгих2. Он был боевым командиром. Стратег и рубака, на диво сн шашкой владел и конем. И слухов каких не ходило о шашке его и о нем. Д о л ги х любого в округе, порой он в приступах этой болезни терял над собою контроль. Помощнику — дружбою старой был связан он с ним!— у стола, в подобные дни, по уставу, сдавал он штабные дела. 8