Сибирские огни, 1966, №12

плотную кучу, человек двадцать или тридцать; здесь безопаснее всего пройти — с обеих сторон боятся стрелять, чтобы не попасть в своих. Ракеты пускались непрерывно, все мелькало и перепрыгивало в глазах, Рогов врезался в самую середину дерущихся, поймав в свете ракеты мо- лодое, оскаленное криком и страхом лицо немца, без пилотки, в рас­ стегнутом вороте мундира, он ударил в него прикладом, ударил расчет­ ливо, снизу вверх, и сразу, пока еще немец падал, добил его коротким, точным ударом по голове и бросился, перепрыгнув через труп, дальше, туда, где раздался хриплый крик: «Ребята! Помогите же! Помогите!» И он на ходу всей тяжестью своего девяностокилограммового тела сшиб двух или трех человек, сам перелетел через них и грохнулся грудью в мягкую насыпь земли, быстро перевернулся в ту сторону, откуда бежал, выстрелил в черную бесформенную тень перед собой. В бою солдат обре­ тает второе зрение и всегда отличит с в о е г о от ч у ж о г о , толь­ ко проклятые ракеты мешали, от них в глазах стояла незрячая чернота. Но ракеты, к а к по команде, вдруг прекратились, и раздался метал­ лический от рупора голос: — Русские, сдавайтесь! Вы окружены! Отряд Гребова был действительно отрезан от леса короткими мол­ ниеносными ударами на фланги двух эсесовских батальонов; Рогов вспомнил, что у него схемы минных полей, и стал отползать, но в это время кто-то из своих подал команду отступать назад в лес, и все опять смешалось, закричало, задвигалось, и рядом с Роговым кто-то материл­ ся, лежа матерился, и бежал матерился, и все не отставал от Рогова. Рогов все не мог узнать голоса, хотя голос был знаком, а оглянуться и спросить было нельзя; и тут из лесу пошли новые партизанские цепи, и эсесовцы расступились. Рогов успел подумать: здорово, здорово, моло­ дец Трофимов, четко наладил; в последний момент пуля прббила Рогову левую ладонь, почти точно посередине, он даже не почувствовал боли, только руку чуть толкнуло в сторону. В гребовских цепях он еще про­ бежал по лесу метров двадцать и на бегу присел, а рядом с ним — тот, что все матерился и никак не мог остановиться. Рогов торопливо, зубами оторвал от подола рубахи кусок и замотал ладонь. — Ну хватит тебе,— со сцепленными зубами, затягивая конец по­ вязки, промычал Рогов соседу.— Чего язык не остановишь? — Они меня, стервы вонючие, связать хотели... Д а если бы не ты, Рогов, я под ним бы лежал, у него центнера полтора, у стервы, у меня уже глаза вылазили. Я ошалел, все за тобою бегал, куда ты, туда я. Боялся один остаться. Понимаешь, он мне рот затыкал, все какую-то сволочь в рот совал, мать твою... Ну, брат, натура у тебя. Как бык. — Постой,— удивился Рогов.— Ты, Тарас? Вот черт, раскрутило те* бя. Не фокусы с шариками крутить! Цирк, а? То-то слышу голос зна­ комый, а оглянуться некогда. — Э, черт, тут похлеще всякого цирка,— еще раз выругался Тарас Григорьев, потомственный циркач в третьем поколении, и, начиная успо­ каиваться, спросил: — Опять на ту сторону лазил? — Ага,— сказал Рогов, торопясь и пытаясь приладить раненую ру­ ку удобнее, чтобы она меньше мешала.— Вот, брат Тарас, затяни-ка, бой любит горячее сердце, голову холодную, а то запросто кончится на тебе ваш циркачий род! Прощай, будь здоров, пора мне. И он, уже забыв о Тарасе Григорьеве, бежал отыскивать штаб Тро­ фимова. Когда Кузин развернул перед Трофимовым схемы минных по­ лей, Трофимов, едва заглянув, приказал немедленно прекратить атаку на прорыв и собрать всех командиров отрядов, батальонов, рот.