Сибирские огни, 1966, №12
стороже, и достаточно одного неловкого движения. Недаром больше двух недель отпугивали от этого места всяческими мерами разное зверье. Над минированием участка работала большая группа в тридцать человек; за двое суток они поставили около двух тысяч мин, из них две трети самодельных из взрывчатки, вытопленной в лесных мастерских из брошенных еще в сорок первом снарядов, и теперь весь этот участок леса напоминал пространный пороховой склад; Глушов тоже боялся разных неожиданностей; забывшись, забредет кто в зону, и тогда разби раться поздно, и ничего не получится, и усилия многих людей сведутся на нет; он сам сюда напросился, сам настоял; все казалось, что недоста точно делает, и те обидные и в чем-то справедливые слова Веры не шли у него из головы, и Батурин неожиданно поддержал его, и Трофимов, правда неохотно, согласился. Вчера Батурин тоже провел с ним целый день, проверял работу минеров, Глушов вместе с ним ходил, разбирался в схемах, в минных ловушках; все-таки очень ответственное решалось дело; жизнь и смерть всех ржанских партизан зависела, возможно, от него, и тут успокаиваться не приходилось. И еще Глушов думал о необходимости доказывать в общем-то очень понятные вещи. Его не хотели пускать, собственно, почему? Он необхо дим на своем месте. Но ведь подготовить и провести именно эту часть задуманного плана вполне по его силам, именно ему, человеку, в неко тором смысле, педантичному, привыкшему выполнять все до последнего пункта. Пусть над этим можно порой ухмыльнуться, но как бы то ни было он обязан был принять участие в этой операции. Он никому ничего не доказывает, ни Батурину, ни Трофимову, просто ему захотелось сде лать что-то самому, убедиться в вещественности того, что он делает. Глушов лежал ровно десять минут, затем встал, одернул на себе гимнастерку и прошел под навес, там стояли аккумуляторы и самодель ный, замыкающий ток аппарат,- с рукояткой, похожей на самый прими тивный штопор; двое часовых, по его разрешению, закурили. Теперь сигнальщики часто передавали сообщения о движении немцев; под навес скоро пришел и Гриценко, молча и быстро проверил батареи, контакты и покосился на телефон, укрепленный на стволе дерева. С минного поля должны сообщить точное, до одной минуты, время взрыва. — Товарищ подполковник, пойду до хлопцев, на перший край. З н а чит, перший поворот, взорвется земля, второй — воздух. А я хочу пона блюдать работу в действии, сказочное, я вам скажу, зрелище. А вот за меня тут Мотовилин, вы не опасайтесь, он лучше меня все знает. — Хорошо, иди, Гриценко,— сказал Глушов.— Только смотри, близко не лезь. — Ничего со мной не будет, товарищ подполковник. Странно, Глушов ничего не чувствовал в последние десять минут, ожидая с минных полей сигнала взрывать. Он просто сидел, глядел на телефон и ждал. Он только не мог разговаривать, и когда Федор Подол или Мотовилин что-нибудь говорили ему, он лишь молча кивал и про должал молчать, и ему казалось, что стоит ему сказать хоть слово, все полетит в тартарары и ничего не случится. Нет, все должно получить ся,— думал он.-—За десять минут дождя не соберется, а следовательно все получится. Скажи, пожалуйста, вот жду, и даже дрожи в пальцах нет, как будто так и надо... Так и надо. Никто их не звал сюда, поэтому мне и все равно, убить их одного или сто, или тысячу. Чем больше, тем лучше. А Скворцов? Здесь необходимость,— сказал он себе жестко, словно приказывал замолчать.— Окажись на его месте сам, и ты бы так поступил. Но ты не оказался на его месте, видишь ли, в чем дело. Ну и что ж... Разве он первый или последний, кто погиб и еще погибнет? А по
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2