Сибирские огни, 1966, №12

одно из тех чудес, о кбтбрых любила рассказывать тетка в детстве. Нет, не останется, чудес не будет. И тут он опять вспомнил, как тяжелы и прохладны были у него за пазухой сливы; Скворцов услышал звучный свист в вершинах деревь­ ев,— черный дрозд; Скворцов с жадностью прислушивался к звукам леса, жадно глядел по сторонам, стараясь запомнить. Запомнить? З а ­ чем, для чего ему было запоминать? Мир красок кругом почти угнетал своей яркостью. Осталось каких-нибудь полчаса. Чуть .меньше, или чуть больше. З а эти полчаса все равно ничего хорошего для него уже не бу­ дет. З а последний год убиты почти все люди, которых он любил. Юрка, Веретенников, Ипатов... Он вспомнил Камила Сигильдиева, татарина, лингвиста, засланного переводчиком; он практиковался с ним в немецком, и Камил терпеливо выправлял ему произношение; сколько на его памяти разослано в ра з­ ные концы — на службу в полицию, переводчиками в различные комен­ датуры, д аже в гестапо; никто из них больше не возвращался в отряд; о них узнают лишь потом, когда все кончится. Д ля него все кончится сейчас. Какая тебе разница, что будет потом. Но другие останутся. А Шура должна остаться, потому что она продолжение его, и пока она жива, он не умрет. А теперь моя очередь, теперь я знаю, почему верят в бога, можно все свалить на него. Просто тогда все происходит легче, ведь, действи­ тельно, непонятно, где же я буду через полчаса. Неужели все кончено и осталось несколько минут? У меня,конечно, есть возможность рвануть в заросли, но у немцев собаки, они ведь сразу возьмут след. Странно, Зольдинг едет победить, а я иду умереть. И все как раз наоборот. Кто-то из нас окажется в дураках. Почему страшно думать о Шуре? Потому что через несколько мгновений я этого не смогу? А что же смогу, ничего? А Шура? Нет, лучше о чем-нибудь другом. Была ведь еще Лида, бог мой, он ведь совсем о ней забыл! Лидия_ Николаевна, учительница физики, ей еще казалось, что она его любит, не может без него. Странно, через полчаса его не станет, что стоит ее любовь, когда она ничего не знает и никогда не узнает? И Шура... К черту,— он запре­ тил себе думать о Шуре. Нужно облегчить себе последние четверть ча­ са .. Есть небо, трава, и этот непрерывный зеленый шум леса. И боль­ ше ему ничего не надо, и больше ничего нет. И не надо ни с чем прощать­ ся ведь ничего нет. А лес и деревья, и прозрачный зеленый шум будут с ним до конца, никто не сможет отнять, это его, это будет с ним до конца зеленые стволы будут до конца окружать его, как добрые старые друзья А все остальное — чушь, остального — нет. Ты сделал свое дело, хорошо сделал, а все остальное — чушь, лишнее. Ты можешь успокоить­ ся- ты выдержал. А помнишь? С Веретенниковым вы уходили ночью. Помнишь? Веретенников сказал: «Тише, не разбуди ребят». А потом он не выдержал и повесился. А ты выдержал, и теперь тебе уже ничего не страшно, потому что ты сделал свое. Шумят деревья, и в их шуме тонут остальные звуки, и ничего уже нет, кроме шума зеленых де­ ревьев. Скворцов повернул голову; унтер-офицер шагал рядом, чуть приот­ став- все-таки можно рвануть в сторону, в заросли, встречался ведь им глухой ольшаник. Но нет, ведь он должен идти с ним, идти до конца, ему нельзя броситься в кусты, это вызовет подозрения, и... кто знает, чем кончится. Он должен идти до конца. Теперь совсем недолго, может, в эту минуту, а может, в следующую... Странно, сказал он, почему т ак пустынно и тихо? Ведь все может быть, ломаются и не такие планы,