Сибирские огни, 1966, №12
Он ждал от нее других слов, и Павла знала, каких, сказать их трудно, не выговариваются; это то же, если взять и раздеться догола у всех на глазах. Ей больно от невозможности сказать эти слова, больно за него, такого уставшего, измученного,— сердцем она чувствовала всю меру тяжести, легшую на него, недолго и надломиться. Он, видно, все прочел в ее глазах, точно тень прошла по лицу, и он сделал движение к ней; Павла изо всей силы вцепилась в ремень, пальцы затвердели, и ли цо затвердело, и это враз затвердевшее, ставшее огромным, лицо оста новило Трофимова. Он резко, каблуками срывая с земли траву, повер нулся и ускорил шаги к ожидавшим его Кузину и Глушову. Павла не подвижно, подавшись вперед, глядела ему в спину, оглянись он, она бы не сдержалась и догнала бы его. Что она может сделать для Трофимова? Умереть она может, стре лять до последнего патрона, бинтовать раны, варить щи может, любить нет, не может,- все в душе высохло, растрескалось. «Нет, не может»,— повторила она, убеждая кого-то и не двигаясь с места. Однажды ей при снился Васятка, черноглазый, косолапый Васятка; он объелся слив в саду, и у него болел животик. Увидеть бы еще раз такой хороший сон. Ведь был, был мальчик Васятка, у которого болел животик, если он пе реедал, ребенок, которого она родила в муках. Ох, как трудно она его рожала, хоть бы одному мужику однажды родить, он бы сроду не по думал о войне. Судорожная, с каждым разом все усиливающаяся волна боли захлестывала ее, и она, задыхаясь, тонула в ней. И снова все силь нее, уже без передышки, она жадно хватала ртом воздух... Чем Трофимов так запал в душу? Ничем не выделяется, такой как все, как Почиван, Глушов, фельдшер: широкий с ложбинкой кос, широ кий рот, на щеках частые порезы от торопливого бритья. Просыпаясь ночью, она мысленно сравнивала его с другими. Как-то она застала его у ручья, стиравшего портянки, в засученных выше колен кальсонах; она чуть не засмеялась в голос, увидев его тонкие, белые, почти безволосые, как у женщины, ноги. Было самое начало мая, по берегам лесного ручья начинала цвести калужница — куриная слепота; Трофимов торопливо тер портянки и оглядывался. Он не хотел, чтобы его видели, и Павла тихо отступила в кусты и ушла незамеченной. 17 Генерал-майор Зольдинг, твердо уверенный в успехе, отдал секрет ный приказ собрать в двухдневный срок мобильный, подвижный кулак, по численности равный почти двум полкам. Он снял необходимые вой ска с линии оцепления скрытно, ночью, действуя по принципу одного третьего, а в некоторых местах одного пятого, в конце концов ему нуж но выполнить приказание Хойзингера — прочесать Ржанские леса и уничтожить сосредоточенные там партизанские соединения. Оголяя в какой-то мере оцепление, Зольдинг ничем не рисковал; партизаны были истощены недоеданием, измотаны боями; несмотря на приходившие к ним по ночам самолеты, Зольдинг был уверен, что существенных изме нений быть уже не может, конфетой слона не накормишь. Ему не нра вилось одно: с некоторых пор у него появилось странное ощущение: словно за ним следят, перестали доверять и следят. А когда Хойзингер неожиданно затребовал на утверждение план разработанной им опера ции по уничтожению Ржанских партизанских отрядов, подозрения Золь*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2