Сибирские огни, 1966, №12
мощными, стонущими ранеными ей нравилось глядеть на здоровых лю дей, глядеть, как они жадно едят, как курят, как смеются и разгова ривают, как чистят оружие или как сидят молча, уставив глаза р . одну точку, со сжатыми губами и со сцепленными пальцами рук на коленях. Это были люди из группы резерва, их перебрасывали с одного места на другое, днем и ночью; эти группы созданы с тех пор, как немцы бло кировали Ржанские леса, ими затыкали слабые места в обороне, и люди из этих групп совсем обессилены частыми переходами и боями. Павла старалась не вспоминать Васятку, но иногда, помимо ее воли, в сознании возникали то его цепляющиеся тонкие ручонки, то з а тихающий, совсем щенячий плач, она не находила себе места, пробова ла курить, но ее только тошнило. Когда ей становилось особенно тоск ливо и плохо, она приходила к Трофимову. Рядом с ним она успокаива лась; вначале она делала это неосознанно, потом вошло в привычку, и уже потом, через год примерно, она поняла, что не одна она хотела этого, хотел этого и Трофимов, если бы он был против, она бы никогда к нему не пришла. В первый момент после такого открытия ей стало не по себе, она постаралась припомнить подробности их встреч и разго воров, даже то, чего раньше не замечала, и, долго не раздумывая, при шла к Трофимову, дожидалась, пока он останется один, и щурясь, по тому что в землянке сильно накурили, сказала: — Слушай, Трофимов,—- сказала она тихо,— ты себе в голову ни чего не бери. Я так хожу... — Как? — спросил он, от неожиданности растерявшись. — Так... Хожу и все. А ты бог знает что думать начал. Трофимов подошел к двери, приоткрыл ее, темную, набухшую из нутри от постоянной сырости; в землянку понизу пошел сухой, мороз ный воздух, стоял февраль, и керосиновая лампа на минуту исчезла, в клубах морозного пара виднелся лишь красноватый маленький огонек. — Дышать нечем,— сказал Трофимов, опять захлопнул дверь, подо шел и сел рядом с Павлой. — Ну вот,— сказал он,— ну вот... ходишь, тебе со мной теплее, .а я, стало быть — каменный? — Ты одно к другому не примеривай, Трофимов,— сказала Павла, отодвигаясь, сел он слишком близко. — Послушай, Павла... — Ладно, ладно. Не нужно мне все это, ни к чему. Не хочу. — Успокойся, Павла Алексеевна,— сказал Трофимов и отошел к столу. Он стоял к ней широкой спиной, туго обтянутой вытертой кожей куртки (трофей, снятый с убитого немецкого летчика). — Ладно, ходи, если хочешь,— махнул он рукою, и Павла пожале ла о сказанном ею.— Ходи. Только живому не стоит отдавать себя мертвым, зря ты обкрадываешь себя и других. До свидания, иди, Ло пухова, отдыхай. И ни о чем таком не думай. Он все не оборачивался, ей хотелось повернуть его к себе насильно своими большими огрубевшими руками, повернуть лицом и прижаться к нему всем телом, по-бабьи. Она сама не знала, что с ней творится, но сойтись с Трофимовым не могла. 16 Утром роса легла густо, обильно. Роса особенно сверкала на паути не, сработанной в укромных, защищенных от ветра местах. Сразу без туч встало солнце, и лес наполнился зеленоватым рассеянным и острым
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2