Сибирские огни, 1966, №12

такому случаю они даже патроны не берегли. «Свои»,— подумал он с горькой усмешкой и покосился в сторону Веретенникова, тот не шеве­ лился. но Скворцов знал, что он жив. «Володька, что будем делать?» «Ждать темноты, ухлопают ведь». «Володька...» «Чего тебе? Лежи». Скворцов лежал на мягкой, с пружинной сеткой кровати. Господи, как мало надо человеку. Совсем как на воле, даже не замечаешь заре ­ шеченного окна; на металлическом белом столике в углу лежали сига­ реты, в разноцветных упаковках, зажигалка, газета, и не одна, кажется; у него нет пока сил встать и закурить. Какое счастье лежать вот так, вытянувшись на пружинной сетке, и не ждать боли, допросов; неужели больше не будет боли? Сколько в отряде человек? Тысяча пятьсот, гос­ подин полковник, герр полковник. Ты врешь, русская дрянь. Я не вру, господин полковник, если не верите, пошлите сосчитать. А потом этот, штурмбанфюрер Урих. Кригер! Кригер! Кригер знает, что ему делать, мясник с рожей буйвола знает, зачем шеф повышает голос и что сле­ дует делать в таких случаях. Да , он предатель, он должен вести себя, как предатель, он будет вести себя, как предатель, а сейчас он отдыхает и сетка мягко пружи­ нит под ним. Отлично, он забудет все прежнее и будет помнить только одно: он предатель; он хочет жить, он должен жить, по-свински, по-скот­ ски, безразлично как, но жить, жить. жигь. Человек делает в жизни немало плохого, эта вот последняя подлость, дальше идти некуда, ко­ нец. Человек умирает, и остается тупая, трусливая скотина. Он скотина. Веретенников умер человеком. Человек убил человека из боязни стать скотиной. Ты победил, полковник Зольдинг, ты свинья и мерзавец, но ты победил, вот как я буду думать, я должен привыкнуть к такой мыс­ ли, и мне станет легче делать свое, ради чего все и затеяно. Все ведь так просто: хотели снять немецкий пост в оцеплении, не получилось, застукали, и когда они расстреляли все патроны, их взяли, навалившись кучей. Одного ты никогда не узнаешь, полковник Зольдинг, никому твой пост в оцеплении не был нужен. Скворцов услышал, как открылась дверь — солдат принес суп с курицей, шпик свежими прозрачными ломтиками и бутылку вина — хорошего, красного вина из запасов полковника Зольдинга: Скворцов глотнул, кадык его судорожно дер ­ нулся. — Essen, essen,— сказал солдат весело и понимающе и, составив все на стол, вышел, и Скворцов тяжело поднялся и, морщась, придер­ живаясь за спинку кровати, по стенке прошел к столу. Он — предатель, у предателя нет совести, у него есть желудок, и он будет есть суп с ку­ рицей и пить красное вино, он будет жрать жадно, досыта, до тяжелого пьяного тепла в желудке, разве это не стоит каких-то тысячи трупов? Да , конечно, партизаны не часто попадают в плен, а смертью не пугай­ те, к смерти нам не привыкать, Веретенников здорово доказал. Скворцов не знал, что именно в эту минуту, этажом выше полков­ ник Зольдинг, лежа на диване, положив ноги в ярко начищенных сапо­ гах на валик, курит и тоже потягивает красное вино, задрав острый, тщательно выбритый подбородок. В ста километрах в штабах готови­ лась последняя, может быть, последняя большая битва на русской зем­ ле; в начале года Зольдинг был в Курске, грязный русский городишко. Зольдинг обладал логическим мышлением и мало верил безудержной трескотне Геббельса, он отлично понимал назначение такого огромного скопления войск, но он знал: это почти все, что может выдавить из себя