Сибирские огни, 1966, №12

хотелось думать об отряде, о распухшем лице и ладонях, о том, что бу­ дет, когда придет смерть (а что она придет, он уже не сомневался, он привык к этой мысли), и стал думать о матери, о знакомых ребятах, о том, что сейчас может делать мать, и жива ли она вообще, и как бы сейчас хорошо выпить стакан холодной газированной воды без сиропа и чтобы по тонкому стеклу стакана бежали мелкие, частые пузырьки газа, и еще он думал, как ему трудно давалась математика, и он, т ак и не окончив десятилетку, пошел работать, а отец... Да , что же он совсем забыл об отце? Где он теперь? Ведь ему дали бронь и послали куда-то за Урал, это случилось еще до того, как сам Иван был вызван в райком и направлен в распоряжение Ржанского обкома, как раз в то время немцы уже охватывали Киев клещами и сжимали кольцо. А из Ржанска вывозили заводы, и он под свистящими осколками сидел и рвал бумаги — не успели проскочить. Горели маши­ ны, дома, деревья, все, что могло гореть. У него была отличная моторная лодка и много приятелей, они ло ­ вили по воскресеньям карасей... Вот так он теперь и думал о себе только в прошедшем времени, как если бы он умер и его давно похо­ ронили. Интересно, сколько прошло времени, и скоро ли опять утро, опять поволокут на допрос. Веретенников весь сжался и сел. Скворцов дремал, привалившись спиной к стене, свесив голову на плечо и полуоткрыв рот. Он проснулся от взгляда Веретенникова. . _ Что? Веретенников молчал, глаза его широко раскрыты, лицо неподвиж­ но. Скворцов оглянулся на дверь, волчок закрыт, свет, горевший под потолком пыльным клубком (на него было больно смотреть), падал на лицо Веретенникова сбоку — одна сторона в тени. — Ты чего, Иван? Плохо ?— спросил Скворцов, морщась от ново­ го приступа изжоги — в горле и в груди все горело, саднило, хотя бы один глоток воды. Им не давали пить четвертые сутки, и только был этот режущий пыльный свет под потолком, хлеб и соленые мясные кон­ сервы. — Володька,— голос Веретенникова тих, отчетлив.— Володька,— повторил Веретенников хриплым шепотом,— я больше не выдержу, все расскажу. Не выдержу,— повысил он голос, глядя перед собой непод­ вижными пустыми глазами. Скворцов, напрягаясь, подполз к нему по-собачьи, волоча больную (наверное, была задета кость) ногу, и спросил: — Что ты расскажешь? — Подожди... Ты помнишь, сколько дней мы здесь, в гестапо? — Сегодня неделя сравняется. Седьмой день сегодня, как нас пере­ дали в гестапо. — Седьмой день,— сказал Веретенников.— На седьмой день уже ничего не осталось, вот и все, от человека... — Иван, мы не выполнили задание, раз Зольдинг передал нас в гестапо... — Володька, скажи, нас сейчас держат вдвоем... Против всех пра­ вил. Не подслушивают, а? — Тише! Просто, наверно, все решено... — Понимаешь, во мне уже ничего не осталось... Не могу больше.., — Тише! Надеяться надо, слышишь, Ваня, мы все равно должны надеяться. — Володька, я уже не человек, ты же видишь, я уж не человек, я скотина... А скотина что? Она боится палки, какой с нее спрос, я боюсь