Сибирские огни, 1966, №12
ih з акрыв ал гла з а , видел все тот же зеленый мир, гудящих пчел и шме- [ей. Он жил в зеленом дыму, и это ему помогало. «Я сошел с ума ,— го- юрил он себе иногда, вслушиваясь в зеленый шорох листьев,— но ни- его, пока со мной лес, ничего». Одн ажды дверь его камеры открылась, и что-то т яж ело шлепну- юсь о пол. Он выждал , выполз из своего угла. Посредине камеры, не- ювко подломив руки, л еж а л Веретенников; Скворцов поднял голову, ш т а я с ь опять увидеть лес и услышать шорох зеленых листьев. Л е с а юльше не было. Скворцов присел, оторвал у Веретенникова располосо- шнный рукав рубахи и стал осторожно вытирать у него кровь с лица; ш был без сознания. 3 Это случилось через десять дней после того, как они вышли из л е су; Веретенников очнулся и попросил пить, но воды не было. Он, не ловко подвернув голову лицом к бетонной в надколах стене, кожей лица чувствовал ж а р своего дыхания, отдававшегося от настывшей стены; бетонный пол вытягивал последнее тепло; глубоко под ним была земля, бесконечно глубоко, и это успокаивало. «Земля-то она круглая, у нее нет конца,— подумал Веретенников.— И в природе все кругло, во всех книжках пишут, все сплошная бесконечная окружность. Попробуй, вьн рвись. Не вырвешься, нет конца. Вот так, нет — и все тебе». Раздерганные, вывороченные в плечах и оттого тяжелые, распух шие руки хотелось пристроить поудобнее; Веретенников пошевелился и замычал . Он знал, что Скворцов смотрит ему в спину, он чувствовал его присутствие, но не мог заставить себя повернуться. Вот все-таки довелось встретиться с Володькой, а ему безразлично. Его тошнило, и, если он открывал глаза, он ничего не видел: серая стена, серый туман. Веретенников, слепо шаря руками, сел и стал материться. Он глядел перед собой и, ничего не видя, матерился, потом перед ним появилось большое, худое лицо и он так же внезапно замолчал. Он почувствовал боль — Скворцов стоял перед ним на коленях и тряс его, крепко сж и мая распухшие плечи. — Иван, Иван ,— говорил он часто, и теперь Веретенников видел близко его обезображенное, вздувшееся вправо лицо и заплывший, сов сем маленький один глаз в сизой неровной опухоли. — Пусти,— сказал Веретенников, тихо, почти не ра зжим а я зубов, и опять лег плашмя, повернув лицо к стене, и опять поплыла перед г л а зами мутная пелена. Он закрыл глаза, застонал, под грудью стояла боль, стоило чуть шевельнуться, и она, вспыхивая, перехватывала дух. «Отшибли что-то, гады, совсем искалечили до смерти»,— подумал он, и стало ж а л ь себя; он опять забылся на минуту в зыбкой дремоте и тут же открыл гла за — перед ним серела бетонная стена, в зеленых неров ных пятнах сырости, шероховатая и скользкая, гасящая в себе все зву ки и проклятья. От нее тек в ноздри раздражающий , тонкий зап ах сы рости. Веретенников вспомнил отцовский дом, свою продолговатую ком натенку и расшатанную железную кровать; каждый месяц он помогал матери все в доме ошпаривать крутым белым кипятком, водились в старых стенах клопы, и с ними воевали несколько лет подряд и ничего не могли сделать. «Сколько же мне лет?» — спросил себя Веретенников и стал счи тать: ему через месяц, второго декабря, сравняется тридцать три. Не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2