Сибирские огни, 1966, №12
ное прикосновение Юркиных рук, уже в агонии, Юрка слепо потянулся тогда к его лицу, и ощущение прикосновений слабеющих рук не ис чезает. Он рывком перевернулся лицом вниз, через постель из пахучей, плохо высушенной весенней травы все-таки пробивался залежалый з а пах земли. Он боялся думать о Шуре, чтобы не ослабеть, и стал вспо минать, как мальчишкой любил строить домики из сырого песка; и еще была одна любимая игра среди мальчишек: свить из чего-нибудь гнез до, спрятать в траве и бегать вокруг него кругами, отгоняя врагов; это была игра в «луговые чайки», их много водилось в лугах вокруг Фи- липповки. А ведь хорошо складывалось, д аж е до этой недели. И как все н а двинулось, переменилось вдруг одно за другим. «Только не думать о Шуре,— опять предупредил он себя.— Вот как. Неужели ничего больше нельзя? — спросил он.— Неужели ничего больше нельзя, кроме того, что намечено, что впереди?..» И он опять попытался все восстановить с самого начала, по поряд ку. С момента ранения Шуры, потом, на другой день, оказалось, что вся южная часть Ржанских лесов отрезана от основных массивов, оцеп-' лена, и некоторым отрядам, в том числе и отряду Гребова, пришлось е ы х о д и т ь из оцепления, разбившись на мелкие группы. Потом и северо- западные, самые глухие массивы Ржанских лесов, места расположения отряда Трофимова, в три дня оказались оцеплены, и немецкие войска все подходили и подходили; оцепление уплотнялось, и уже говорили о сплошных минных полях вокруг Ржанских лесов. Постепенно становил ся ясен план немцев: оттеснить партизан из Ржанских лесов к северо- востоку, в выжженные обезлюженные места, на открытую местность,— там не представляло труда их обнаружить — и, пользуясь большей тех нической оснащенностью и подвижностью карательных частей, нанести партизанам последний решительный удар, уничтожить подчистую. И Скворцов пытался уверить себя, что иначе нельзя и все должно произойти, как намечено. Это все Веретенников, это у него возник план; а Кузин и затем Трофимов лишь уточнили кое-какие подробности; са мому Трофимову вникнуть глубже недоставало времени. С тех пор, как он был назначен командиром партизанского соединения, ему прибави лось и забот, и хлопот, и ответственности, и то дело, что должны были выполнить Скворцов с Веретенниковым,— лишь один из ответных ходов в сложной игре, достигшей в короткий срок предельной остроты. «Ваня ты Ваня,— думал Скворцов.— Черт тебя дернул с твоим ду* рацким предложением. И п о том— тебе что... А у меня, у меня, пони маешь, остается в жизни так много... Человеку легко уходить из жизни, если у него ничего или почти ничего не остается, вот что я тебе скажу. Ты ошибся, никакой я не герой, теперь особенно жалко умирать, те перь, в сорок третьем... Откуда тебя поднесло? И почему именно я? По чему ты выбрал и указал именно меня? И кто тебе дал право распо ряжаться моей жизнью? Конечно, я не мог отказаться, в штабе все так глядели на меня, я не мог признаться в трусости. Пожалуй, ты один заметил и уже потом Предложил отказаться. А что я мог тебе сказать!..» «Ну что ж, ребята, сдайте документы, награды, все личные вещи и бумаги. Вот вам другие документы. Скворцов, вот тебе фотокарточка девушки... Та самая, о ней вчера уже говорили... А тебе, Веретенни ков,— старое письмо от матери... Это будет достоверней». Пожалуй, не заснуть, он мог бы пойти, попрошаться с Шурой. Он сел. Нет, невозможно. Просто он к утру сойдет с ума. Пусть это сла-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2