Сибирские огни, 1966, №12

Где-то глубоко в груди он уже знал, что опоздал, и все-таки в нем жила надежда добежать, не упустить эти одну-две или три минуты, нЬ кру ­ гом один лес, как зов без отклика, без ответа; он бежал, и наверное заблудился, и все боялся остановиться, чтобы не потерять эти одну или две минуты, которых уже не было, но в которые он все еще верил. Через растущую тяжесть в руках он все яснее осознавал случившееся, и от этого его ужа с становился сильнее; превозмогая себя, хрипя и з а ­ дыхаясь, когда было ровное место и лес пореже, он принимался бе­ жать, и у него все чаще темнело в глазах, а впереди все лес был и лес, тихий, зеленый, равнодушно-ласковый. И была откинутая вниз голова Шуры, ее шея и ее губы — твердые, совершенно чужие. Он опомнился через два часа или через пять,— он не знал: он опо­ мнился, увидев перед собой лицо Почивана, еще какие-то незнакомые и знакомые лица, почему-то он запомнил только лицо Глушова. — Вот,— сказал он, опуская Шуру на траву,— вот, комиссар, вот что случилось... _ — Доктора, эй, крикните там доктора, побыстрее! — крикнул По ­ лудни, стараясь нащупать пульс, и как-то беспомощно оглянулся на Глу ­ шова и отдернул пальцы от тонкого холодного запястья. — Немцы, заблудились они, что ли... Я думал успеть, говорил между тем Скворцов, едва держась на ногах, он никак не мог за с т а ­ вить их подогнуться, чтобы сесть.— Где же доктор? Где доктор? Скворцов смотрел почему-то не на Шуру, а на Глушова; пришел врач, опустился рядом с Шурой на колени, потрогал глаза, приложил ухо к груди, потом быстро поднялся с колен и приказал: — Быстро, в санчасть! — Д о к т о р !— хрипло окликнул его Скворцов. Но врач не обернулся. — Говорил я, нельзя было Шуру на пост назначать,— устало и мед­ ленно сказал Глушов. Все подняли головы, то ли от неожиданности, то ли от того, что раньше никто не слышал, чтобы Глушов так тихо и груст­ но говорил. Все знали, что он прав и говорит правду, и стояли понурясь, не гл я ­ дя друг на друга. Его оборвал безнадежный, какой-то тусклый голос Скворцова: — Замолчи, комиссар, ради бога замолчи! Суди меня, расстреляй,, только замолчи, не говори сейчас ничего,— и зашагал, почти побежал за доктором к санчасти. — Скворцов! — настиг его окрепший, без малейшего оттенка го­ лос, и он остановился, поворачиваясь, увидел подходившего Глушова и, совсем трезвея, стал ждать. — Возьми себя в руки, Скворцов. Никому не дано судить горе другого, пусть так. Но в наших условиях никто не имеет права терять голову. Трофимова сейчас нет, мы должны предпринять меры, свои меры. Скворцов глядел на Глушова, тот говорил вполне разумно о самом необходимом, и Скворцов, стараясь скрыть, как ему трудно и плохо, сказал: . — Какая-то разведывательная группа, не иначе. Рыщут по лесам, черт знает, почему они оказались здесь. По-моему, спешили куда или лесу испугались. Больше я ничего не знаю, комиссар, ты меня прости, не могу я сейчас. Глушов, думая, глядел вслед, к а к шел Скворцов, а тот у санчасти сел на втоптанную, забросанную окурками землю, на выбитое толстое корневище дуба и стал тупо курить, прижигая желтые от махорки