Сибирские огни, 1966, №12

только с этой минуты перестал мучиться страхами за нее, ее присут­ ствие делало его спокойным, уверенным. Он с удивлением подумал, что начинает привыкать к происходящему — война тоже работа, и толь ­ ко делать ее надо особенно хорошо, как можно лучше. Если бы вот толь­ ко не Шура... Он встал, чтобы не мешали кусты, и оглядел широкий лесной прогал; собственно, он не понимал, по какому признаку расставили здесь Трофимов с Кузиным посты, совершенная глушь. По ту сторону прогала белела сплошная стена берез, с той стороны удобней наблю ­ дать: там выше и обзор лучше, но он боялся, что они будут слишком з а ­ метны на белом, ни встать, ни двинуться, они остались на этой стороне, где росли дуб, клен, редко осина и береза. Птицы, населявшие веселый зеленый лес, не нарушали тишины и покоя, они были необходимым дополнением в этой тишине, и Скворцов опять удивился, раньше он не замечал птиц, не слышал их. Да , тихо, очень тихо, такой тишины вообще не может быть без людей, только люди создают вот такую застывшую тишину. Но людей не было, не могло быть здесь, и еще раз быстро оглядевшись, он для верности переменил место и долго стоял, слушая. Обойдя свой участок, он подошел и сел рядом с Шурой; не откры­ вая глаз, она нашла его руку. «Хороший у меня помощник,— подумал он любовно и насмешли­ во.— С таким все на свете прокараулишь». Он боролся с желанием лечь рядом с нею, закрыть глаза и заснуть, подставив лицо солнцу. — Володя,— с к а з а л а она,— ты, наверное, меня презираешь? — З а что? — опешил он от неожиданности. — З а то, что я потащилась за тобой, всем на смех. Тебе это, н а ­ верное, неприятно. — Перестань,— ск азал он.— Все хорошо. — Знаешь, я сама себя не понимаю, что со мной сделалось,— опять ск а зал а Шура, все не открывая глаз и крепко д ержа руку Сквор­ цова обеими руками.— Это какая-то дикость, так зависеть от чужого мужчины. — Я тебе не чужой. — Не чужой. Но что из того. Я все время о тебе думаю, д аже когда сплю. Слушай ,— она поднялась на локти,— слушай, Володя, как все будет дальше? — Не знаю,— солнце приятно прогревало веки, и ему лень было говорить. — И я не знаю. Вот оттого, верно, мне и дико, что я ничего не знаю, что будет, и не боюсь. Ты, наверное, меня не поймешь, мужчина этого не поймет. Со мной каждую минуту что-то новое. Слушай, Володя, ты представлял себе жизнь, когда все окончится? — Без тебя нет. — И я тоже, но все равно я часто думаю, как все будет, когда война кончится. Какие станут люди, наверное только хорошие. Все плохое и злое в них выжжет война, нельзя будет, наверное, украсть или обругать другого. Люди такие богачи, те что уцелеют и останутся жить. Мы с тобой останемся и проживем еще долго-долго, до самой старости. Д в а старичка Скворцовых. Скворцов засмеялся ее словам, но его все не покидало ощущение тревожной тишины вокруг, плотно охватившей их со всех сторон, как панцирь. Звонкий ее голосок так не соответствовал мертвой, охватив­ шей их тишине, ему хотелось, чтобы она замолчала, и он не смел ск а ­ зать ей этого, а она все говорила и говорила своим высоким голоском: