Сибирские огни, 1966, №12

«раздеть» медведя, как он. Он убежден, что у тайги свои законы, которые не зави­ сят от человека. Горе тем, кто их наруша­ ет. Видя, как молодой охотник Пларгун нарушает ритуальные обряды. Лучок про­ сит бога тайги быть снисходительным к не­ му: «И если он допустит непочтительность к тебе, не очень гневайся — это он делает не злонамеренно. Он с детства оторван от тайги и плохо разбирается в обычаях». Молодой охотник Пларгун не может все-таки не откликнуться на зов предков. Но, приехав из города в родное стойбище, он оказался здесь белой вороной. «Пларгун туманно представлял себе старые обычаи. Школа и знания вытравили из него почти все поверья, что достались в наследство от недалекого прошлого». Это дорого ему обошлось. Оказавшись на охоте, куда они прилетели на вортолете, Пларгун поймал себя на том, что боится тайги и ничего не знает. Осознав свою неприспособленность к жизни в суровых таежных условиях, юно­ ша идет на выучку к Лучку и начинает все сначала. Наблюдая жизнь тайги, он приходит к выводу, что «тайга есть тайга. У кого силы больше — тот и хозяин. И ес­ ли он не повержен на смерть, то ему уго­ товано жалкое существование. А то вовсе съедят его другие, более мелкие звери» Пларгун не думал, что гайга может быть столь непонятной, безответной и же­ стокой. Как никогда, он ощугил свое оди­ ночество, бессилие и ничтожество наедине с природой, и сомнение закралось в его душу. А Лучок все это прекрасно понимал. Ему было больно видеть, когда люди оскверняют законы тайги и не исполняют ритуальных обрядов. Ведь тот, кто их на­ рушает, неизбежно превращается в злобное и жадное существо, подчиненное одной страсти — стяжательству. Таков в романе охотник Нехан, бывший председатель кол­ хоза. Он не намерен ждать случайной уда­ чи, а сам ее приближает и добывает. Ему нравится быть хозяином своей судьбы. Главную силу он видит не в каких-то мо­ рально этических устоях, тем более не в ритуальных обрядах и старых традициях, а в деньгах. И добывает деньги разными способами, не гнушаясь даже злодейством. Нехан убежден, чго за деньги можно ку­ пить все блага жизни, даже любовь. Став председателем колхоза, он превратил по­ томственных охотников и рыболовов в зем­ ледельцев. Но... «скудная северная земля не могла родить столько картофеля, чтобы он заменил рыбу и мясо, которые в изоби­ лии давали тайга, реки и заливы. И жите­ ли долины Мымги постепенно стали поки­ дать родные места, переезжать на побе­ режье в рыболовецкие колхозы». Хозяйство было разорено. Вот что думает о людях типа Нехана главный герой романа Пларгун: «А сегодня кто гы, Нехан? Кто?.. Нпдо же такому слу­ читься — человек всю свою жизнь лез из кожи вон. И во имя чего? Во имя себя, своего живота. Но только ли это? Нет, во имя того, чтобы стать над людьми. Над людьми! При этом не брезговал никакими средствами... Любопытно, может ли когда- нибудь случиться, чтобы у людей такого сорта заговорила совесть? Пожалуй, нбт. Без совести им удобнее. И легче добиться своего»... - Нарушение обычаев и законов предков чревато печальными последствиями. И Пларгун щедро использует опыт старика Лучка, находя таким образом прочную опору в жизни. Автор пишет: «Старик ру­ гал сегодняшних людей за то. что они за ­ были старые обычаи А сколько среди них нужных и прекрасных! Взять хотя бы обы­ чай посвящения в охотники, в кормильца семьи и рода! Забыли его, забыли». Показательно, что подобные же пробле­ мы мы найдем почти у всех писателей-се- верян: у Ходжера в его очерках «Амур — ре­ ка родственников» и в романе «Конец боль шого дома», в повести Шесталова «Синий ветер каслания», в произведеньях Рыгхэу, особенно в его романе «Айвангу»... Важно отметить, что писатели, которых я назвал, не одиночки. Ч у к о т с к о г о писателя Юрия Рытхэу не­ возможно представить без Виктора Кеуль- кута и Антонины Кымытваль, Владимира Тымнетувге и Михаила Вальгиргына. Юван Шесталов невозможен без Матри Вахрушевой, Андрея Тарханова, Романа Рутина, Микуля Шульгина. Низх Владимир Санги — пока первый и единственный писатель своего народа. Н а­ до полагать, что и у него скоро появятся свои спутники. Все это дает право говорить о появле­ нии литератур, которых не знала история. Писатели-северяне и дальневосточники сходятся в изображении процессов, кото­ рые произошли в жизни малочисленных на­ родностей после революции, после победы социализма. Они показывают путь человека из первобытности в социализм. Это главная тема. Она определяет гражданский пафос, покоряющий нас своей жизнерадостностью, своей правдой.