Сибирские огни, 1966, №12

Болит моя душ а, как будто сам я Л еж у ничком, придушенный арканом, И не в меня ли это мечет камни О скаленная банда Ку-клукс-клана? И не мое ли раненое тело В пучину моря тащ ат кашалоты? И не меня ли жгут напалмом белым Рабовладельцев этих самолеты? О дикари двадцатого столетья! Вы слышите ли там, за океаном. Как чернокожие кричат под плетью: — Мы тоже люди, мы не обезьяны! Поэт напоминает, что клич свободы уже слышится повсюду, что «сгинет гроз­ ный призрак Хиросимы». Интернациональное чувство писателя тесно связано с его патриотизмом, любовью к родине и к своему народу. Он счастлив, что на планете нашей «силы мира одержи­ вают победу над силами войны». Вот одно из коротких стихотворений с большой и объемной мыслью: Нет у меня ружья. Нет у меня ножа. Л ук мой тугой потерян. Стрел давно не точу — Ни птицу, ни злого зверя Я убивать не хочу. Но замахнется если Кто-то на правду мою — Срежу такого песней. Словами его убью! Повесть «Синий ветер каслания»— пер­ вое произведение Шесталова в прозе. Как и у Ходжера, повествование ведется от первого лица Молодой манси, главный персонаж произведения, вернувшись после длительной разлуки в свой край, едет по мансийским кочевьям — «касланиям» и ви­ дит необычные картины современной жиз­ ни манси-оленеаодов. Он встречается со многими своими сородичами, которые, как и прежде, занимаются рыбной ловлей и охотой, пасут оленей. Хорошо передано в этой повести своеобразие жизни северного народа, его обычаи и отношения друг с другом, бопьба нового со старым. Среди манси появились люди самых разных про­ фессий: врачи, геологи, инженеры, литера­ торы, ученые, учителя. «Высоко подняли нас время и руки советского народа,— пи­ шет автор.— По-другому мыслим мы и ви­ дим мир новыми глазами». Действующие лица повести предельно активны. Они сознают себя силой, способ­ ной воздействовать на ход истории. Это их руками преобразован Север. «Он ска­ зочно богат Сияют фонтаны нефти ярче северных сияний. А в домах тепло не от дров,— а от пламени земли — синего глаза. И ночью ярче звезд светятся окна — в по­ селках играет электричество... Рыбаки и OXOI ники, лесорубы и плотники, доярки и конюхи живут новой жизнью. Читают га­ зеты, смотрят в клубе кино, веселятся и работают... Они одной ногой уже в ком­ мунизме». Как и Ходжер, Юван Шееталов через свое национальное показывает радость земного бытия, свободного и сильного че­ ловека, строящего вместе с другими наро­ дами мир свободы и счастья, радости и труда. Он отображает не только то, что есть, что он видит, но и то, что есть в нем самом: свою любовь к жизни, к ее трепе­ ту, ко всем ее краскам, тонам, запахам, шорохам. Он рассказывает, как некогда от­ сталый и забитый народ, опираясь на по­ мощь братского русского народа, за годы Советской власти шагнул вперед через столетия. В этом секрет привлекательности его произведения. Шееталов сопоставляет факты, рисует портреты людей, размышляет и рассуж­ дает. Ему хочется дойти до корня, фило­ софски осмыслить увиденное. Отличие Ше­ сталова от Ходжера в том, что эмоцио­ нальный заряд в его произведении сильнее, он весь во власти чувства и, когда чувства полностью овладевают им, он пишет стихи. Стихами сопровождаются все его расска­ зы. Он не может не петь. Все это сближает его с предшественниками: Матрей Вахру­ шевой, Николаем Тарабукиным. Джянси Кимонко, Кецай Кеккетыном. Он еще не отпочковался от ритмической прозы, кото­ рая была свойственна начальному этапу развития литератур народностей Советско­ го Союза. Очевидцы, бывшие в тайге и тундре, рассказывают, что мелодии песен там не­ редко сочиняются на ходу и быстро забы­ ваются. Песни всегда длинные, порой бес­ конечные. О чем они? О рыбе, ненароком мелькнувшей над поверхностью реки и ушедшей вглубь; о ветре, заплутавшем в тальниках; о туче, бегущей над тайгой; о соболином следе, замеченном у сосны..;. Певцы не торопятся, да в этих местах спе­ шить и не принято. Песня-импровизация помогает скоротать время и разнообразить поездку. В повести Шесталова нет стройного сю­ жета. Это импровизации, это мозаика картин и впечатлений, навеянных встречей с родными местами и земляками, но в этой импровизации есть своеобразная музыка слова, есть ритм, делающий прозу песней. Вот один из примеров. « _ Иу-иу-иу-иу-и!.. Иу-иу-иу-и! — поет Микуль. — И-и-и-и-и-у-у-иииий! И-и-и-и-и-у-у- ииинй!.. А хорей все пляшет, пляшет! А со­ баки все лают, лают! Рядом с нартой ле­ тят, летят... Копыта оленей в снежном тумане, тумане... Мокрый снег слепит, сле­ пит глаза... Ветер поет, поет в ушах!.. Кед­ ры пинают, пинают нарту... Я прячу ноги... Дорога узкая, узкая, узкая... Деревья ле­ тят, летят сквозь нас!.. Олени в тумане, в тумане... Становлюсь я ветром, ветром... Становлюсь снежинкой, снежинкой... В снежном вихре кружусь, кружусь.. Мимо скользят, скользят нарты. Махнул хореем Ай-от. Скользнула улыбкой Татья... Гогот гусиный растаял в радужном снежном ту­ м ан е— это смеяпся Ларкин». Находясь в доро'е, автор вполне пере­ воплотился в таежного кочевника и верно передал его состояние, его способность к им