Сибирские огни, 1966, №12

лую, мое счастье. Надеюсь, скоро телеграфировать тебе о чем-нибудь определенном... Сейчас идет разговор о тебе. Ал. Ив. говорит, как он тебя вспоминает в твоей шелковой кофточке и черном платье. Сейчас он говорит: — Оба они будут писатели. И пошли разговоры какая ты, мое счастье, умная, какой у тебя слог и пр. и пр. Итак, ура! Мы тебя, мое счастье, уже признали писа­ тельницей! А это самое главное и значим[ое], это совершившийся факт. Крепко тебя, деток целую. Твой, твой, твой! У нас всегда такой гвалт, что ничего не успеваешь делать. Тороплюсь опять на почту. 10 [Между 5 и 10 ноября, 1892, СПб] Счастье мое дорогое, Надюрка! Я день и ночь в своей конторе. Работаю и хандрю, хандрю и работаю. Всю ли­ тературу бросил, и Александр] Ив[анович] в отчаяньи. Мне от души его жалко, как он возится со мной, но я не виноват, что он не видит еще того, что я уже вижу: жур^ нал под редакцией Н. К. Мих[айловского] не может идти: 1) Он большой барин, и ему нужно много денег,— у журнала их нет. 2) Он большой барин и в смысле направления, а цензура не терпит этого и уже создались сериозные недоразумения. 3) Он напомин-ает человека, который хороший сон прошлого хочет превратить в действительность, а потому уши его в этом прошлом сне и для живой пробивающейся жизни он почти оглох. 4) Он очень образован для современников и вращается в обществе цеховом, замариновавшемся в своем собственном соку: единственная приправа это сплетни. Из всего этого я вижу гибель журнала с комбинацией Н. К во главе. Чем ско­ рее это случится, тем лучше. Александр] Ив[анович] помочь ничему не может, потому что он без остатка потонул в Ник[олае] Константиновиче] и усердно тащит и меня нырнуть туда же. Я и рад, да нервы не выдерживают, и вот я, по своей традиционной привычке, обре­ таюсь в бегах. Хорошо, хорошо, а сам в кусты. Сегодня Александр] Ив[анович] привез ко мне Короленка1, который мне очень понравился, но тем не менее я наотрез отказался в компании ехать на обед к Успен­ скому2 и на вечер к бар[онессе] Икскуль. Тошно, просто тошно это путанное шествие под предводительством ищущего вчерашнего дня человека. Огорчению бедного Александра] Ивановича] не было границ. Моя хандра не только от литературы. Я тороплюсь с проектом, а он идет не так быстро, как бы мне хотелось, чтоб по­ скорее выяснить вопрос, кто я и что я. Без проекта выяснять его нельзя. Это в сущно­ сти самое главное. Ах, как я буду счастлив, когда все это выяснится и смогу я напи­ сать тебе что-нибудь определенное. Во всяком случае надеюсь, что к 20 уже буду знать. Мне кажется относительно журнала так кончится дело: Ник[олай] Константино­ вич] откажется. Александру] Ивановичу] не позволят жить в Петербурге. И тогда при журнале останется скромный Кривенко+всевозможная молодежь. И это будет лучший исход,— тогда журнал пойдет, а иначе' протухнет. Что касается Ал[екс.андра] Ивановича], то ему надо будет устроить провинциаль­ ную] газету там, где мы будем. Для него это лучшее и для всех Лишним светочем будет больше, потому что он выйдет из сферы Ник[олая] Константиновича], а в нем его свечка все равно что не горит: ему предстоит одна черная работа и больше ни­ чего. Ах, как рвусь я к тебе и деткам, моя жизнь, мое счастье, моя ненаглядная ра­ дость. Без тебя одна миллионная жизни, и сам Ал[ександр] Ив[анович] говорит, что