Сибирские огни, 1966, №12

ничего, решительно ничего, в ожидании и подписок о невыезде, и описей, и всякой ерунды, когда есть возможность независимо этой семье сидеть в своем дворянском гнезде и знать, что неурожай, необеспеченная служба заставляет сидеть, но муж не вынужден хватать за горло людей: давай деньги. Несчастье в этом году, нет денег, но мужу ни красть, ни лезть непосильно куда-то не надо; его силы пригодятся и для семьи и для людей. Счастье дорогое, это все пройдет, а силы не воротятся и поэтому надо их беречь. Перечитал письмо и хотел его порвать и часто рвал прежде, но теперь не порву, потому что сам виноват, что ставлю людей в такое положение, когда они и сами не сознают, что посильно и что не по[сильно]. Счастье мое, сегодня проснулся опять бодрый: все, бог даст, будет хорошо. 9 [После 29 октября — до 6 ноября, 1892, СПб] Счастье мое дорогое, Надюрка! Бесконечно рад, что ты решила, мое счастье, тер­ пеливо ждать или, переговорив с Юшковым, ехать ко мне сюда. А я вот что решил: написал Коле и прошу его дать мне вексель на 5 т[ысяч] р[ублей], чтоб рассчитаться с самарскими] долгами. Я послал ему письмо 29 октября и просил мне телеграфировать. Как только по­ лучу от него, сейчас выеду в Самару (без Колиного векселя и показаться нельзя), а оттуда, если твое дело с Юшковым не сойдется, к тебе, мое счастье. Сочувствия много, но денег мало. Что делать, мое счастье, нельзя все. Имеем надежды на будущий год, имеем литературу, ну и служба. А все-гаки без денег, как без солнца,— не радовает, как говорят мужики наши. Бог даст, и порадует, наконец. Деньги не растрачены, а затрачены — это разница: и семена бросают в землю и сто­ рицею собирают. А раньше урожая тоже не соберешь. Кто-го сказал: для войны нужны три вещи: деньги, деньги и деньги, а если их нет? Тогда нужно: терпение, терпение и терпение. Хржоншевский все еще за границей. К Бруну хочет ехать Подруцкий поговорить о моих делах. Так что в будущем... А пока я занимаюсь своей дорогой' и даже литературу по­ ка бросил. С 10 до 5 часов в своей конторе каждый день. По вечерам у Подруц[кого], Иванчина, Мих[айловского], у наших — так каждый день убегает незаметно, вяло и скучно без тебя, мое счастье. А писать вовсе не могу: пробовал, перо валится— нет уж, при тебе. Новая редакция составилась: во главе Н. К. Мих1айловский], его помощник С. Н. Крив[енко], по хозяйственной] чдсти Александр] Иванович] и Лид'ия] Валери­ ановна], по рецензиям молодой Перцов2. Просил меня Н. К. Мих[айловский] принять участие в редакции (давал рукописи на просмотр), но я наотрез отклонился за не­ достатком времени. Служба нам так нужна, что я даже начинаю подумывать насчет продолжения Темы3: не отложить ли до осени. Начну, книги на две есть, а там ведь захватит по­ стройка, какое писание при таких условиях? Лучше на досуге и обдумаешь, и прочув­ ствуешь, а так только испортишь. Куда торопиться? Семь месяцев пишу всего, а уж отдельное издание в 24 листа,— порядочная плодовитость. Относительно моего «Каран[дашом] с нат[уры]» плохо что-то: цензор передал главному цензору: как бы не повычеркивали много. «Шалопаев*4 уже передал в ре­ дакцию. Хотим в суб[боту] 6 выпустить октябрьскую, если успеем. Пришлось познакомиться кой с кем: Семевские5, Давыдова (издат. «Бож. ми- 1 ра»)6, бар[онесса] Икскуль7. Все это 45-летние старухи, которые каждый день просы­ паются с надеждой найти под полушкой свою молодость, и 1 ак как ее нет и нет, то они кислые и хмурые как петербургская погода.