Сибирские огни, 1966, №11

Мого народа, если ты в его сердцевине, если ты волей обстоятельств ста­ новишься его голосом. А если ты в стороне, наблюдатель — смешно и глу­ по учить и ждать от этого пользы и справедливости. — Ладно , Жук , не распинайся,— обрывает ее мысли голос Митро­ хина.— Ты вон себе двадцать десятин земли отхватил, а теперь тебе не­ много потребуется. Ты лучше скажи, какая тут стерва все доносит? И тут до Игната Жук а впервые ясно дошло, что все происходящее не шутка, не приснилось, и вспомнил плачущее лицо жены, права была, зря не слушал. Что он сейчас ни скажи, все равно ничего не изменится. — Плевал я на твою власть! — он делает к Митрохину короткий шаг и останавливается с ним лицо в лицо, Митрохин не отводит глаз.— Июда ты, Митрохин, и нашим и вашим служишь, псина! А власть твоя накрылась, немец уже Волгу перегрыз. Что она, твоя власть, мне дала: к аб а лу одну мне дала. Слышишь, я на ее, на эту твою власть... У-у, бан­ дюги! Та вон дамочка, какая смерти меня обрекла, видать из тех из ев­ рейчиков, что на чужом горбу в рай едут, а ты Митрохин, от земли про­ дался, сволочь. Тебе еще вспомнится моя смерть, июда Митрохин, на земле ничего не скроешь. Вот тебе мое последнее слово. Вера поймала себя на том, что у нее начинают подрагивать мускулы лица, и она решительно и властно говорит: — Хватит. Все равно он ничего не скажет. Кончайте. — Погавкай, погавкай, дамочка,— живо отозвался Жук ; он уже не мог остановиться; не мог, так было легче. Его вывели наружу, он увидел ущербную луну, и ветер, и небо, и ему показалось невозможным умереть, когда еще так много сил и когда он еще может спать с бабами и работать, как вол. Его повесили на мельничном крыле, где ветер трепал остатки холсти­ ны, и на полушубке пришпилили бумажку с приговором. Митрохин всю обратную дорогу молчал, и только перед самой две­ рью его прорвало; зло сплюнув и не обращая внимания на Веру, он з а ­ ругался: — Кобель, гад, цепняк, кулачина. До войны все во двор, как мураш, всякое нужное и ненужное тащил. Выкормили гада ползучего. Наутро Митрохин первый поднял тревогу в Дубовице, и вскоре к мельнице двинулось несколько человек. Утро выдалось ясное, солнечное, бабы посмелее собрались на околице, от хаты к хате бегали ребятишки — и тоже собрались человек пятнадцать и несмело, настороженно двинулись к мельнице. Это были мальчишки лет по десяти-двенадцати, но вслед за ними увязались совсем малыши, среди которых были и Никол ка Жу к со Степкой. Они на одно лицо, только у Степки под носом было родимое пятно. Им крикнул кто-то: «Эй, Николка, Степка! Тятьку вашего удави­ ли. Пошли глядеть!» и они бросили играть в конники напротив своей ха­ ты и пошли. Николка нес в руках веревку от игры, в стоптанных, скосо- лапленных валенках, он все старался ступать по свежему снегу и огля­ дывался на свои следы; а мальчишки, сбившись плотнее, уже глядели, з ад р ав головы на повешенного; было видно, что от ветра он чуть-чуть ше­ велится. Николка тихонько подтолкнул Степку: — Никол, а Никол... Пошли. Я боюсь... У него язык-то, гля, какой, гля, как у коровы, вылез. По-ошли, я к мамке хочу... Николка, сопя, исподлобья разглядывал повешенного. Степка все дергал его за рукав, и ов уже хотел оттолкнуть его, но в это время на ребят наткнулся бежавший куда-то Митрохин. — А вы что здесь делаете? — спросил он озадаченно и увидел сре­ ди других Николку со Степкой. Они знали его, он часто забегал, и сей­ час глядели на него с детской доверчивостью. Митрохин беспомощно по