Сибирские огни, 1966, №11

ное время в деревне, у родственников брата. Документы в порядке, те­ перь, кажется, все. — Вот з адача,— почесал в затылке Митрохин.— Как же это Жук а ликвидировать, да потом еще стать на его место? Вот какие пироги по­ лучаются с горохом... Молча грея руки над плитой, Вера через плечо покосилась; суп уже кипел, Вера "чуть сдвинула с чугуна деревянной ложкой сковородку, по­ глядела на вышедшую из горницы Павлу и сказала; — Суп сейчас готов будет. 20 Игнат Жук, несмотря на холодные уже ночи, продолжал ночевать в стогу сена на огороде, где он украдкой даже от жены и детей выбрал сердцевину и устроил недурное убежище. У него было еще два таких тайника, и ни жена, ни дети не знали, где он спит. Жук боялся, что в случае чего жена или дети могут проговориться; несмотря на успехи немцев на фонтах, партизаны все больше свирепели, они подби­ рались все ближе и ближе, и до Жука дошла весть, что про него напеча­ тано в партизанской газете, где он был назван гадом, немецкой шкурой и где ему сулили на удавку собачий поводок. Игнат Жук верил в свою звезду; он из окружения под Ржанском вы­ шел, но не в ту сторону, не на восток, а на запад, и за все время пути лесами и проселочными дорогами хсть бы один немец повстречался. Взяли Игната Жук а на другой день после прихода в Дубовицу Веры Глушовой и Павлы; был еще ранний вечер, Жук, поужинав, курил обочь окна. Жена хотела зажечь свет, он цыкнул на нее, и она в глухой злобе ушла в горницу стелить детям. Что за жизнь пошла, при живом мужике ■не знаешь, кто ты: вдова или замужняя, в какую-то ночь придет, под­ валится, как вор возьмет свое, торопливо, наспех, и опять исчезнет. А там поди узнай, в самом деле боится он этих партизан или другое что. Вон сейчас сколько на деревне баб, поди узнай, где он в самом деле пропа­ дает по ночам. Как-то она даже попробовала последить за ним, но он, протянув ее широким солдатским ремнем, пообещал в другой раз по­ ставить ей голову затылком наперед; лучше бы он остался где-то там, откуда не вернулись другие. Она сейчас готова была заплакать от злости оттого, что он вернулся на позор и срам; соседки в глаза лебезят, назы­ вают «Пелагеей Захаровной», а за глаза шипят: «Ужо погоди, начальни­ ца Жучиха, придет и на наше подворье праздничек». Она уложила детей, двояшек — мальчиков семи лет, Миколу и Степку, и вышла к мужу. Стала у печи, вздохнула; привычный табачный дым лез в ноздри, густо было накурено. — Игнат,— позвала она, и он не сразу, неохотно отозвался: — Ну, чего? — Ты вот, Игнат, сразу не рычи. Бросил бы ты это, говорю, дело.., Ей-бо, Игнат, брось, чует мое сердце, беда будет... — Не лезь не в свое дело,— сердито отозвался Игнат Жук, тяжело двигая свое крепкое жилистое тело по лавке.— Сейчас не время про по­ литику рассуждать. Придет время — порассуждаем. Вот что я гебе ска­ жу, Пелагея, ты пока ко мне не лезь. Не до того сейчас. Ложись спать, а я пошел,— сказал Игнат Жук, сдерживая в себе тяжело ворохнувший­ ся безрассудный гнев. Он залез в полушубок и, не застегиваясь, взял винтовку, подсумок с тремя гранатами в рубашках.