Сибирские огни, 1966, №11
совсем так, Батурин любил красивые вещи, одевался всегда тщательно и со вкусом. Просторную квартиру на Маросейке, которую они получили незадолго перед войной, Батурины обставили красивыми дорогими ве щами: не то чтобы он дорожил ими, нет, но он считал, что сама вещь должна говорить за себя. Валя высмеивала в нем эту черту, называя мещанством. Забравшись с ногами на письменный стол (это была одна из ее привычек) она критически оглядывала мужа: «Не понимаю, Вася, столько мышц, столько мускулов — где тут разместиться эмоциональным клеткам? Сплошная плоть и р ац и о !— и добавляла решительно: — мы идем сегодня слушать «Симфонические танцы» Равеля.» И Батурин шел, сам удивляясь своему послушанию, он был, что на зывается, под каблуком у своей маленькой, незаметной с первого в згля да, воинственной Вали, особенно маленькой и незаметной рядом с ним — с элегантным, атлетически сложенным. Сидя в освещенном зале консер ватории (его всегда р а зд р аж ал о это освещение и казалось нарочитым), он старался не скрипеть креслом и не мешать Вале. По профессиональ ной привычке не глядя по сторонам и охватывая большое количество лиц вокруг себя, он удивлялся их волнению и напряженному вниманию, с которым они слушали игру оркестра, ему казалось, что все они притво ряются и напускают на себя значительный вид, чтобы не ударить в грязь перед соседями. И Батурин, сдерживая глупую, так некстати просившую ся наружу улыбку, припоминал одну из шутливых заповедей, ходивших в спецшколе среди курсантов по этому поводу: «Как можно чаще на клоняйся к своей жене или спутнице и громко объясняй ей содержание- произведения, состав оркестра, имя композитора, чтобы окружающие знали, с каким культурным человеком им выпало счастье сидеть рядом... Впрочем и пассивное наслаждение искусством не должно оставаться не замеченным. Откинься на спинку кресла и закрой глаза, отдавшись во власть музыки, однако внимательно следи, чтобы твое наслаждение не- перешло в громкий храп». Батурин и сейчас громко засмеялся, спугнув сидевшую на пыльном: цветке герани муху. Нет, кроме шуток, нигде ему так не было хорошо, как на этих кон цертах, постепенно он и сам втянулся и пристрастился к ним — нигде- так не думалось, как в этом зале, полном напряженной взволнованной тишины. Д -да, мирная жизнь... Д в а дня отдыха и обязательно пришло бы решение, какой-нибудь совершенно неожиданный ход. Батурин резко отодвинулся от окна и повернулся к дверям на негромкий стук. — Входите, входите, Геннадий Иванович. Наконец-то! Ну, что но^ вого? Выкладывайте сразу. — Вот, возьмите, я принес вам сигареты,— Машинский, не глядя на Батурина, сел к столу, распустил галстук.— Понимаете, новости есть, скверные. Тщательно разминая сигарету, он закурил, осторожно стряхнул пе пел в пепельницу, поморщился от духоты. — Давно хотел вас попросить, Машинский,сделатьвентиляцию, а этой мышеловке. По ночам совершенно задыхаюсь. Вы куда? — Одну минутку, я сейчас. Машинский вышел, вернулся с полотенцем и, обернув им руку, осто рожно выдавил верхнее стекло в раме. — Видите, все в порядке,— он вытащилнесколькоосколков, остав шихся в раме, аккуратно завернул в газету, положил у порога и, отрях нув руки, сел докуривать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2