Сибирские огни, 1966, №11
ним. Он вряд ли слышал его. Он сказал Юрке, что хочет подышать- воздухом, приказал ему отсыпаться и через лаз вылез в огород, подо шел к темневшему сараю и прислонился плечом к стене. И почувство вал, что она здесь. — Шура,— позвал он шепотом, идя в полной темноте вдоль стены сарая с вытянутой рукой — он ничего не видел, но о н а была здесь. Стена кончилась, он повернул за угол и сразу наткнулся на нее. — Шура... Она молчала, несмело ткнувшись лицом ему в грудь, она была без платка, и он тихо поцеловал ее в голову, сжимая за плечи, и понял,, что сошел бы с ума, если бы она не пришла. — Я знал, что придешь,— прошептал он, все так же крепко сжи мая ее, целуя в висок, в щеку; она подняла голову, и у него перехвати-* ло дыхание; это были ее губы. — Мама, мамочка, мама,— смешно, с детским восторгом вскрик нула Шура. — Я тебя люблю. — Я боялась, что, если не приду, никогда тебя больше не увижу. — Я тебя люблю. — Я боялась,— упрямо повторила она.— Я боялась, что больше никогда тебя не увижу. — Молчи. Ты кого-нибудь любила? — Нет, никогда. Она сделала попытку отодвинуться, но он не дал, он еще крепче прижал ее к себе, и она подчинилась. — После операции вся ваша группа уйдет в лес, в отряд. — Хорошо. Ему хотелось все, все знать о ней, как она жила прежде, какие у нее отец с матерью, подруги, и в то же время ему все это было неважно, она стала ему и без того с в о е й , у него еще никогда не было такого близкого, родного человека, он попросту не мог отпустить ее даже на минуту: он подумал, что она его не знает, не любит, не чувствует его, так как он ее. И ему стало страшно. —- Я люблю тебя,— он повторял это без конца, как заклинание, как молитву против всего, что окружало их и грозило, требовало их жизни; она закрыла ему рот ладонью. — Не надо, хватит,— сказала она,— для одного дня и без того достаточно. — Шура, я люблю тебя. Сейчас бы очутиться в какой-нибудь сто рожке, в лесу и чтобы никаких немцев, никаких людей. И жить там де сять дней, месяц, или два, или час. И все бы там было наше — и лес, и сторожка, и ручей. — Ты, конечно, шутишь? — спросила она с надеждой. — Конечно, шучу,— сказал он погодя, и они замолчали. — Пойдем, Шура,— сказал он через силу,— я тебя провожу. — Что ты? Как можно, сейчас же комендантский час, я дворами добегу. Она ни разу не назвала его по имени, он только потом это вспом нил, когда она уже ушла. Вытянув шею, Скворцов старался услышать, как она идет, но она сразу исчезла, растаяла. Скворцов тем же путем вернулся в дом, через люк, в подполье, в каморку без окон. Горела коптилка, Юрка, одетый, сидел, подтянув колени к подбородку, и не глядел на него, в каморке было мутно от копоти, и в горле сразу стало горчить, — Ты чего не спишь? — удивился Скворцов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2