Сибирские огни, 1966, №11
с колен, и глядел ей в глаза, она чувствовала его дыхание, и ей на мгно вение стало страшно этой дремучей силы над собой, силы мужчины, он положил ей руки на грудь, осторожно, как-то с боязнью даже, и она уже знала, что придет то, чего ей все время не хватало, и еще она знала, что любит вот этого человека с его белесыми прямыми ресницами, любит не так, как отца или девочку Олю, стрелявшую немцу прямо в глаза, а любит так, к а к любить никого больше нельзя, и то, что уже было в ней от него, показалось ей самым важным, дорогим, необходимым, и когда •он, забываясь, сильно прижал ее к себе, она допросила: — Тише, дурачок, ну иди же, иди. И потом вспыхнуло белое, белое небо, она л еж а л а испуганная, по трясенная, и ей было страшно от огромности своего счастья, и она суе верно подумала, что нельзя быть такой счастливой, нельзя, чтобы чело веку было так хорошо, потому что так хорошо человеку не может быть без расплаты, еще вся во власти этой мысли и еще ничего не понимая, она глядела прямо в небо, а Рогов, приподнявшись на локоть, увидев ее лицо, вскочил на колени и рывком поднял ее за плечи. — Гебе хорошо? — опросила она, счастливая. Вера, знаешь, если бы я не боялся... Ты ведь могла решить, что я предатель. Если бы я этого не испугался, я бы застрелился. — Перестань, дурачок. Нет здесь твоей вины. Человеческие силы имеют границу. Подожди, подожди, ой, мамочка, ой... — Верка, что с тобой? — почти закричал он, глядя, как дернулось от боли ее лицо. — Ну вот... Я так и знала, так и знала ,— говорила она бессмыслен но, с трудом р а зжим а я зубы, сразу бледная, с вспотевшим лбом. — Верка, Вера, да что случилось? Она не ответила и, согнувшись от нового приступа режущей боли внизу живота, шумно передохнула, когда боль отпустила, и спросила с •недоумением: 1— Господи, что же это такое? — Скорей к фельдшеру,— он уже смутно догадывался.— Давай , я тебя понесу, скорей... скорей, д а что ты? — Пусти, я сама... Встать помоги, дай обопрусь. 0x1 — она, согнув шись, с глухим стоном, опять опустилась на землю, и тогда Рогов схва тил ее и понес, и она от боли ничего не видела и не понимала. Фельдшер Полухин вначале подумал на аппендицит, но уже после беглого осмотра неодобрительно поглядел на растерянного Рогова и сказал: — Иди, иди, тут тебе уж нечего больше делать. Выкидыш, видать, будет. Так, третий месяц, говоришь? Он хотел сказать что-то еще, пошевелил губами и молча выпрово дил Рогова, доведя до порога и плотно прикрыв за ним дверь. 7 На четвертый день Скворцов и Юрка Петлин все еще не выбрались из лесов; мешки их пустели, и оба они к вечеру сильно устали, набили ноги, подошвы горели. Скворцов время от времени начинал тревожить ся; задание было сложным, и он не мог себе объяснить, почему выбрал из группы именно этого парня. Ну, хорошо, тот был внуком Егора И в а новича Родина, но это объяснение ничего не доказывало, и Скворцов ясно это понимал. И штаб отряда, и Трофимов, и Глушов, кажется, мол чаливо одобрили его выбор; Юрке Петлину шел шестнадцатый год, и в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2