Сибирские огни, 1966, №11

Вертолет кончай свой роздых, Остановкой не замай, Загребай весельцем воздух, Нас на воздух поднимай!.. Пусть звенит от треска в ухе, И плацкартных нету мест, Д а зато тепло и сухо, Комарье тебя не ест. Можно сесть на мешкотару, На бензинный ли бачок. И выходят тары-бары, Руки кренделем — в бочок: Про зарплату да получку, Про жену да про детей, Д а про тещу-закорючку, Чтобы пусто было ей. Про домашние порядки, Где всему закон — жена, Что уж нынче-то «с устатку» Стопку выставит она... А внизу — темно и глухо. Ночь ложится средь болот. И гремит над самым ухом Гром, нацелясь в вертолет. Ну, а нам и горя мало, Суетиться — не с руки. Едем просто и устало, Будто с поля мужики На своей телеге свычной Сквозь гречиху и овсы, На какой плелись обычно Наши деды и отцы... Ты лети, лети, телега,— Лопасть вместо колеса,— Сквозь леса дождя и снега, Сквозь болота и леса. Полчаса всего н лету — И видны огни села... Слава ж летчику-пилоту, В нашем He6t вертолету — Самолету без крыла! ПОРТРЕТ ЛАЙКИ Ах, лайка, лайка из поселка Кут-Вар, Живущего охотою, как встарь, Ты — кто же есть? Не человек, не утварь, Но с человеком сжившаяся тварь. Далекий отпрыск волка и шакала, С хозяином ты ходишь на зверье. И проступает сквозь клыки оскала В тот час нутро звериное твое. Горят глаза — два красных угля в чаще. Как чаща — шерсть, гриваста и густа. И ходит шкура по спине дрожащей Волнами от загривка до хвоста. Но дома ты — совсем иное дело. Чуть-чуть мерцают желтые глаза. И мерно бьется кровь под шубой белой, Погоней смертной зверю не грозя. Лежишь, молчишь. И мало или много, Хозяина, не уставая, ждешь. Он встал с постели — ты встаешь с порога. Он в путь идет — ты рядом с ним идешь.