Сибирские огни, 1966, №11

Кисточкой с клейстером девушка намазывает доску, наклеивает плакаты, сейчас она в своих брюках похожа на уличную расклейщицу афиш. Понимаю смысл одного плаката: «Советская супербомба Н 100 мегатонн». Рядом с плакатом девушка наклеи­ вает большой американский флаг. Снова втроем читают, то, что считается, по-видимому, стихами — если уж ве­ чер поэзии. Девушка подходит к доске и медленно рвет на части американский флаг. Позади меня кто-то протестующе вскрикивает. На место разодранного флага она на­ клеивает красный флаг со звездой У меня неприятное ощущение, даже трудно становится дышать, мне кажется, что- дышу я слишком заметно, и поэтому стараюсь задерживать дыхание... Черт их знает, что у них там дальше в программе! Может быть, дальше будут рвать и красный флаг. Лихорадочно соображаю, как поступить в таком случае. Встану и уйду — эта ясно. Но этого мало. Что сказать бы при этом понятное при незнании ни сербско-хор­ ватского, ни итальянского языка?!. Но все обходится. Под ужасный грохот музыки, под хоровые выкрики программа- заканчивается. Вежливые аплодисменты. В обшем-то теперь суть ясна. Ребята протестовали против возрождения фашизма,, против американского империализма, выражали сочувствие Вьетнаму. — Све то было. То старо,— говорит кто-то рядом. Мои друзья, конечно, любопытствуют, что думает о технологической поэзии совь- етский книжевник. — Ребята честно работали,— успокоенно говорю я.— Но открытия нет. Футури­ сты вытворяли почище. А в общем, это форма агитбригады, нашей старой «синей блузы» в двадцатых годах, только оснащенная современной техникой. В Италии это, наверное, полезно, ибо идеи у них прогрессивные, насколько я уловил. Но поэзия, наверное, малоталантлива, потому что истинная поэзия не нуждается в технике. Вот когда Крсто приедет в Новосибирск, я покажу ему «технологическую» поэзию: стихи, написанные электронной машиной. Когда поэты входят в автобус, мы снова легонько аплодируем. Уже в Опатии, за ужином в баре, йозо расстроенно говорит, взмахивая длинной рукой с зажатой в пальцах сигаретой: — Это было некрасиво — рвать американский флаг. Флаг принадлежит народу, а не правительству. Я представил себе, что ощутил бы американец, окажись он в зале, и тем не менее мне хочется, чтобы американцы увидели, как рвут их флаги. Нели он принадлежит народу, то пусть народы не дают правительствам пачкать их флаги. Я отвечаю уклончиво: — Есть все-таки флаг на земле, который надо рвать всюду, где ни увидишь- его — фашистский, со свастикой. — То так, то так,— воскликнул йозо, положив мне длинную руку на плечо. Крсто промолчал, не вмешался в этот краткий политический разговор. В последний день пребывания в Опатии, войдя в ресторан нашего отеля, огром­ ный, всегда тихий и полупустой, я был удивлен: все столики, кроме трех-четырех наших, писательских, были заняты. Всюду, на стометровом протяжении зала, сидели юные девушки, почти девочки. Таньа быстро разузнала, что это экскурсия выпускниц гимназий из итальянского города Удино. Граница между Югославией и Италией открыта, и экскурсанты сво­ бодно пересекают ее. Сидели и светловолосые, и рыжеватые девушки, но я исподтишка отыскивал клас­ сический итальянский тип, как знаю его по кино и литературе. И немало находил та­ ких тонколицых, смуглых, черноволосых и черноглазых красавиц, похожих на Лолло- бриджиду. — Итальянки красивые женщины,— сказал я. — Итальянки есть разных типов,— ответила Таньа, скептически поджав губы,— Есть и красивые, и некрасивые, как женщины любой страны,