Сибирские огни, 1966, №11

9-го — День Победы. Мои хозяева испытывали некоторое затруднение — чем занимать гостя в праздники. Ни парада, ни других торжеств не предполагалось, просто было два дня отдыха. — Мы не любим официальностей,— передал через Танью Крсто. Договорились, что вечером Таньа и Крсто зайдут за мной и мы отправимся на открытие выставки, посвященной Дню Победы. К вечеру похолодало, начался мелкий дождь. Точно в назначенное время раздался стук в дверь, и вошел Крсто с зонтиком. — Таньа ждет внизу? — догадался я. — Таньа нет.— Он развел руками.— Дома... Дело... — Домашние дела перед праздником? — бодро воскликнул я, оробев не на шутку: — Это как же мы будем весь вечер изъясняться, если Крсто почти не говорит по-русски? Мы молча спустились на улицу, как бы собирая все силы для сложного разгово­ ра — параллельного разговора на двух языках. Крсто раскрыл зонтик, и среди множе­ ства других зонтиков, в руках мужчин, женщин и детей, мы двинулись под прохлад­ ным дождиком. — Это я вам испортил погоду,— бросил я пробный камень параллельного раз­ говора. — Так, так,— вежливо улыбнулся Крсто,— То из Сибиру вы везли хладну кишу. — Что такое киша? — Даждь, даждь,— он подставил ладонь под дождь. — А! Дождь! — Д аждь. По-хрватски — киша, даждь. Я пустился в этимологические изыскания: — Д аж дь — это древнеславянское «дай». По-видимому, тот же корень: дождь — это благо для хлеба, для жизни. Вот и слились «дождь» и «даждь». Крсто пожал плечами: — Можда. Спросим сутра Таныо. В общем, кажется, разговаривать можно. Выставку открыл председник градской Скупщины. Интересных, сильных вещей в графике, живописи, скульптуре было немало. Боль и ненависть — вот что концентри­ рованно выражала выставка. Истерзанные тела, муки концлагерей, гордые фигуры пзр- тизан и бойцов Народной Армии. Утверждение победы и свободы, рожденных из боли и ненависти. Я задержался перед одной картиной. На фоне сухой, истрескавшейся, серо-бурой земли — истощенные босые ноги, судорожно вцепившиеся в землю пальцами. На голо- еы и тела людей надеты мешки, видны только ноги, только через пальцы ног еще есть связь с землей, с жизнью. Мешки не написаны, наклеена настоящая мешковина. Картина называется: «Перед расстрелом». — Поп-арт,— сказал Крсто.— Вы против того модернизма. — Это сильная картина,— ответил я.— Мешковина тут использована художни­ чески тактично и впечатляюще. Я за такой поп-арт. После этого мы пошли еще на одну выставку, неподалеку: выставку модернист­ ского искусства. Здесь много ярких пятен, декоративного сочетания красок. Но, в об­ щем, большинство работ легковесно и примитивно. Вот скульптура «Облик»: грубо на­ мечены черты лица, нос, губы; через профиль просверлена насквозь дыра, в ней лежит шарик — глаз. Я сказал Крсто: — Искусство должно быть сложно. А это слишком примитивно, чтобы быть искусством. Крсто объяснил, что он тоже не любит такого примитива. После вернисажей мы зашли поужинать в экспресс-бар. За стопочкой шливовицы, за ражничами (род шашлыка), за обязательной чашкой кофе просидели несколько ча­ сов, увлеченно разгадывая ребусы, которые представляли друг для друга наши фразы. Шполар хорошо знает русскую литературу, превыше всего ценит Достоевского.