Сибирские огни, 1966, №11

— Не имею права,— снова сказал Бог­ данов. Я не знаю, может быть, и Богданов, и другие работники Киренского порта очень хорошие люди. Любят рыбную ловлю, де­ тей и готовы помочь человеку в допусти­ мых пределах. Но горько было сознавать, что инструкция — превыше всего. Они пре­ красно знали, что, не отправив Сафьянни- кова, ничем не рискуют, их ни за что не будут ругать — поступили по закону. А по­ шли внерейсовый самолет — и тогда давай объясняйся: что, да как, да почему. Нет, уж лучше, мол, принять на совесть грех равнодушия, чем ждать, когда побранит вышестоящий начальник. Но я отвлекся. Калинин шел и напевал песенку: Шелкова рубашечка Бьет Ванюшку по плечам.,. Он помнил только эти слова, и больше про Ванюшку я ничего не мог узнать. Пла­ вали в воздухе золотые иголки лиственниц, тропа ускользала под старые коряги осин, под угором пряталось зимовье Ивана Гле­ бовича Верхотурова. На двери было на­ писано: «Я ушел на озеро. Верхотуров». Калинин приспособив старую доску под мишень и стал пробовать новое ружье. Он выстрелил пару раз, и с озера послыша­ лось: — Иду-у-! Пришел Верхотуров с полным тазом травничек — молоденьких щук, и начался у них с Калининым длинный разговор. Иван Глебович никак не соглашался шеф­ ствовать над бригадой школьников, кото­ рая отлавливала ондатр. Калинин говорил: — Знаешь, Иван Глебович, работы в конторе — вот столько! Специально при­ шел с тобой поговорить. Я знал, что это чистое вранье, но Кали­ нин разошелся и продолжал рисовать уж а­ сы конторской жизни. Верхотуров не под­ давался. Шла знаменитая таежная беседа, когда все обстоятельно, солидно выясняет­ ся, когда подолгу жалуются друг другу и на плохую охогу, и на тайгу, и на ружье и уже потом только возвращаются к делу. И так — часами. Калинин сказал о пожаре. Иван Глебо­ вич осуждающе посмотрел на мою папи­ росу. — Так. конечно. Мыслимое ли дело в тайге огнем баловаться? Всякие шатаются, кто спичку бросит, кто охнарик. А тайга — отвечай. Пускать таких в лес не надо. Пришлось потушить папиросу. А когда дошли до пожарища, захоте­ лось бросить курить раз и навсегда. Чер­ ные поляны, как кашеево царство, языки огня на головешках пней, невыносимый, тоскливый запах гари наполняли злостью и отчаянием. Лес не оградишь охранными таблицами и плакатами. Надо, по-моему, более дей­ ственно воспитывать любовь к деревьям, начиная'с уроков природоведения в школе, когда бы маленький человек усваивал не пейзажно-курортную прелесть леса, а лю­ бил его так, как любят настоящие таежни­ ки: спичку в пальцах потушат, ветки без нужды не тронут. Нужны уроки в лесу, каникулы в зимовьях, нужен таежный ту­ ризм, целью которого были бы не только пройденные километры, но и воспитание гуманизма, который начинается с любви к природе. К л ю к в и н После Ербогачена я думал: «Конечно, одно дело поехать строить новый завод, новую плотину или новый город, понимая в общем-то, что не за горами асфальт, бла­ гоустроенные квартиры, дворцы спорта и бракосочетаний, и совсем другое — жить на Севере, где коммунального рая пока не предвидится, где с четырех сторон тайга. В данном случае вы — или заядлый мечта­ тель или имеете железную уверенность, что без вас этому краю не обойтись». Но потом я еще летал в поселок Ма- макан, расположенный примерно на одной параллели с Ербогаченом, где познакомил­ ся со старым плотником Константином Ефремовичем Клюквиным. Там и понял, что не важно, чем занимается человек: охо­ тится или плотину строит. Важно другое. Во г возьмет да раззадорит душу уда­ лая и славная работка, когда плотники пятистенник выводят или колхозницы, над­ винув платки на брови, молодое сено сто­ гуют. И все это с жарким потом, с талан­ том, с лихим проголосьем доброй русской песни. И тогда охота бросить рубаху на тальниковый плетень, поплевать в ладони, половчее ухватить топор или вилы и ■— да­ вай, не робей! Чтобы солнце мешалось с потом, чтобы легкая тяжесть румянила ще­ ки и упруго звенела в мускулах! А может, рядом не окажется тальнико­ вого плетня, а будет бетонная твердь кос­ модрома и серебристый (как ивовые листья на ветру) гигантский «стог» ракеты. Но и тогда все равно не устоит, дрогнет сердце работящего человека. Человек окажется во власти вечно прекрасного Труда. И в строгом мире расчетов, великой точности, он вдруг запоет вполголоса русскую, раз­ дольную, дедовскую: «Всю-то я вселенную проехал...» Так думается потому, что я вижу, как работает Константин Ефремович Клюквин, пятидесятилетний плотник с Мамакана. Он тешет из замшелой сосны брус и под плав­ ные ритмичные взмахи не то поет, не то приговаривает: «Эх, ты, парень! Эх, ты, эх!» На висках у него созрели крупные го­ рошины пота. Они обрываются и катятся по янтарной щетине, но смахивать неког­ да. Из-под топора идет ловкая бесконеч-