Сибирские огни, 1966, №11
— Потому что ты холоп и быдло. Ска жешь завтра управляющему, чтобы высек тебя. Тогда пан Ходаковский убил пана Род- зинского и пошел прочь под свистящими вет лами, под осенним хлестким дождем. Слу чилось это сто лет назад, когда восстав шая Польша воскликнула: «За свободу, друзья!» Пан Ходаковский пришел к восстав шим... Тишина терялась в старых ветлах на дальней польской земле, непостижимо сое диняя времена, людей, их дыхание, воскре шая бог знает какие прекрасные воспоми нания. Остаток жизни пан Ходаковский провел на берегах Тунгуски. ...Через сто лет, совсем недавно, я раз говаривал с внучкой пана Ходаковского, по жилой женщиной Татьяной Петровной. Мы сидели в светлой избе, косое солнце делило ее на несколько дымящихся отсеков. — В чем смысл жизни? — спросила Та тьяна Петровна. И ответила:— Я думаю, все дело в том, чтобы хорошо жилось. Татьяна Петровна прищурила светлые, как у пача Ходаковского. глаза, стала по тирать небольшие, потемневшие от работы руки. Тихонько играл на баяне Георгий Степанович Зарукин, ее муж. По солнеч ным отсекам бегали их дети. У Зарукина на Отечественной повредили ногу, и он си дел, вытянув ее неестественно прямо. Си дел, улыбаясь баяну, детям, Татьяне Пет ровне, ее серьезному вопросу о смысле жизни. А она сказала: — Хорошо жить — это когда все по справедливости, по честности. Честно рабо тать, честно с народом обходиться. Татьяна Петровна по-крестьянски устрои ла руки на коленях, и было видно, как на правом запястье бьется жилка. Женщина отдыхала, размышляя о чрезвычайной слож ности жизни. Она сама, ее муж Зарукин, повредив ший на войне ногу, не жалели ни пота, ни крови, чтобы жить по справедливости, и теперь в точности могут сказать не только проезжему корреспонденту, но и остально му миру: надо все по-честному, чтоб толк- то вышел. А Татьяна Пегровна сказала не про это: — Удивляетесь, наверное, что у нас с мужем фамилии разные? Так я в память о деде осталась Ходаковской. Справедливый старик был. Сто лет неожиданно спрессовались в один короткий и яркий миг, осветивший мне ча стичку народной судьбы, превелико напол ненной страданием и счастьем. Я стал прощаться и сказал: «До свида ния, товарищ Ходаковская»,— подумав про себя, что живи сейчас ее дед, гордый и вспыльчивый пан Ходаковский, мы тоже на зывали бы его товарищем. Ма с я г ин — Все-таки иногда и позавидуешь ма гистральным райкомам,— говорит Георгий Павлович, резко чиркая красным каранда шом по чистому листку бумаги,— Им что? Заправил «газик» бензином и знай жми на педаль. За день все хозяйства можно объ ехать. А у нас? То в Ербогачене погода не летная, то Непа не принимает. А то застря нешь где суток на трое. Так все же трудно работать... По опыту уже знаю, что Масягин ж а луется просто так, для «зачина», что ему не терпится поделиться какими-то мыслями. Мы сидим в масягинском кабинете, густая елка заглядывает йрямо в комнату. Я до вольно улыбаюсь, потому что уже соскучил ся по Масягину, по его хрипловатому голо су, по его глубоко симпатичной манере раз говаривать с людьми, когда волей-неволей втягиваешься в беседу и становишься горя чим участником ее. Масягин снова чиркает карандашом по бумаге. — Знаешь ты или не знаешь про наши выездные бюро? Нет? Как же это я не рас сказал? Года четыре назад мы поступали обычно: надо председателю артели какое внушение сделать — вызывали его сюда, в Ербогачен, и заслушивали на бюро. Горя чились, спорили — все как всегда Но пони маешь: все-таки мы именно «заслушива ли». Почему? Да потому, что обычно вопрос готовили человека два, они и высту пали на бюро, а остальные сидели и слу шали. А с делом эти остальные товарищи не имели возможности глубоко познако миться. А теперь делаем так: наиболее опера тивные вопросы решаем на месте. В состав «крылатого» бюро входим или я, или мой заместитель, предрайсовета, комсомольский секретарь, прокурор и директор зверкооп- промхоза. Прилетим, допустим, в Непскую артель, чтобы разобраться с денежной оплатой. Один из нас наряды проверит, дру гой— с людьми поговорит, третий — по от делениям проедет. И такая перед нами пол ная, ясная картина колхозных дел встанет, что мы уже не «заслушиваем» на бюро, а как полноправные члены артели разбираем ся в любом вопросе. Причем, на такое бю ро мы не только председателя с секрета рем парторганизации приглашаем, но и кол хозных передовиков, широкий актив села. И понимаешь, какая еще полезная отдача от этих выездов: раньше, вернувшись из Ер- богачена, председатели отчитывались перед артельщиками все-таки неполно, кое-что важное упускали, невыгодное замалчивали, зато сейчас прямо перед народом дело раз бирается до последних мелочей. А после бюро, как правило, мы устраи ваем вечера вопросов и ответов, которые проходят интересно и порой очень бурно,— как-никак, все районное начальство на сце не сидит, и народ не стесняется: все зако- выки заметит.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2