Сибирские огни, 1966, №11
вой обивкой — в этом кресле он любил сидеть мальчишкой; отца он запомнил из детства вместе с этим креслом; отец был высокий, с белы ми мягкими бровями и всегда чертил; он работал чертежником, прино сил работу на дом и, пообедав, повалявшись на диване, до поздней ночи весело насвистывал над чертежным столом. Иногда Трофимов чувство* вал, как отец, уже поздно ночью, целует его, и, если открывал глаза, видел рядом с лицом отца лицо матери; он счастливо, успокоенно улы бался и опять засыпал. «Значит, эвакуировались. З а все время никому ни одного письма. Конечно, раз они его считали убитым. Боже мой, как же они там, без него? Соня, мать, Ирочка?» Глядя на фотографию, он их вспоминает подробно, медленно, слы шит их голоса, тонкий голосок дочери, медленный, точно ленивый голос Сони, она и ходила всегда неторопливо, высоко неся красиво посажен ную голову с копной рыжеватых тяжелых волос. Все могло случиться. Он стал вспоминать знакомых, которым мог бы позвонить, и никого не вспомнил; последние годы перед войной он так редко бывал в Москве. Сейчас он решил никого не искать, ничего не делать, времени почти не оставалось, и потом у него появилась странная уверенность, что все они живы. Она ни на чем не основывалась, эта уверенность, но она по явилась. Наверное, т ак а я успокаивающая сила исходила от старых знакомых вещей, от мебели, д аже от плиток паркета, в нескольких местах выскочивших. Все нормально, говорил он себе, раз идет война, и другого нечего ожидать. Ему сейчас ни о чем не хотелось думать, он вернулся издалека, совершив огромный путь, вернулся в привычный мир, и ему больше ничего не было нужно. Д аж е трещина на потолке осталась все той же. «Значит, мама т а к и не собралась отремонтировать квартиру»,— подумал он. Помнится, он перед самой войной посылал ей для этого деньги. Значит, не успела мама. Всегда чего-нибудь не успе ваешь. Он подобрался, и сел удобнее, распустив ремень, и закрыл глаза, и сразу увидел Павлу, увидел так ясно, словно она вошла и остановилась на пороге. Было как-то дико думать о ней в этой тихой московской квар тире; это не лезло ни в какие ворота, и Трофимов чертыхнулся, поднялся с кресла и, чтобы отогнать мысли о ней, стал ходить по квартире, з а глядывая во все углы и вновь открывая для себя знакомый, родной, полный волнующих запахов мир. Так, в одном из ящиков большого старинного шкафа он нашел куклу дочери ib застиранном ситцевом платьице, с тряпичными руками и ногами и совершенно глупым во сторженным лицом. И сразу вспомнил тот день и тот магазин в Па с с а же, где он купил эту^куклу, у дочери был день рождения, ей сравня лось три года. 29 Было торжественное сияние огромных, низковисящих, тяжелых люстр, везде в фойе вполголоса разговаривали , пряча свое волнение,— только что пришло сообщение о капитуляции остатков немецких частей в Сталинграде; Трофимов еще в приемной Калинина столкнулся с Гребовым — командиром тоже большого теперь партизанского отряда, и они больше не отходили друг от друга потому, что прилетели они сюда вместе на одном самолете и улететь должны были вместе, сегодня же в ночь. Их собралось человек шестьдесят со Смоленщины и Брянщины, с Украины и Белоруссии, ржанские и псковские; все они поглядывали на высокую закрытую дверь, и вскоре их пригласили входить в зал, и они,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2