Сибирские огни, 1966, №11

добавить: за то, что мы с вами не в их числе, но он, разумеется, счел з а лучшее воздержаться. — Вы думаете... Майор Риттер снял очки; встретив взгляд Зольдинга, близоруко сощурился. — Д а ,— сказал он твердо.— Д а , господин полковник, эта крепость очень дорого обойдется рейху. Манштейну фюрер отдал почти все резервы. Оставшись один, Зольдинг стал ходить по кабинету, все такой же высокий, прямой и спокойный; да, конечно, если отступление под Моск­ вой можно было считать случайностью... Зольдинг подошел к портрету Гитлера и, заложив наз ад руки, н а ­ чал пристально, подробно его рассматривать, словно впервые видел. Широкий мясистый нос, чуть одутловатые щеки, лоб, перечеркнутый редкой прядью,— обыкновенное лицо обыкновенного человека, даже з а ­ урядное. И неожиданно шевельнулось мелочное злорадство, Зольдинг поморщился и снова внимательно стал изучать портрет, пытаясь понять, что может думать сейчас этот человек. Нет, он не хотел быть сейчас на его месте. Д а , конечно, Паулюс со своей армией кончился. Еще и 4-я танковая, в общей сложности около двухсот-трехсот тысяч человек, с а ­ мые выносливые, самые опытные дивизии Германии, там, там мрут от голоду, гибнут, замерзают, такие дивизии, лучшие отборные войска, н а ­ д ежда и гордость Германии. Зольдинг глядел на портрет, пытаясь понять, почему о н, этот че-> ловек, запретил вывести армии из Сталинграда, когда это еще было возможно. Ведь у великого полководца д аже авантюристическое реше­ ние таит в себе глубокий анализ обстановки, своих собственных воз­ можностей и возможностей противника, а тут шлиффеновские идеи ве­ дения воин оказались бессильны и, больше того — оборачиваются таки-: ми вот штуками, как Сталинград. Одно ему было ясно. Догматичность военного и политического мышления поставили империю перед великими испытаниями: впервые он почувствовал мертвящую силу догмы; ведь мы и к России (он под­ черкнул «мы», не отделяя себя) подошли с одинаковой меркой, как к Польше, Франции, совершенно одинаково. Он мог признаться самому себе, сейчас он не знал, что делать дальше. 27 Почиван разбудил Трофимова на рассвете; еще было темно, он примчался с аэродрома, где впервые после месячного перерыва в эту ночь с Большой земли приняли пять самолетов. — Чего тебе? — недовольно спросил Трофимов, свешивая босые ноги с топчана и шевеля от холода пальцами. — Д вадц ать мешков соли, Анатолий Иванович,— сказал Почиван оживленно.— По пятьдесят килограмм мешок. — Что ты? — Соль, говорю, привезли! Я даже в карманнасыпал, всю дорогу сосал. Хорошая соль — бузунка, крупная, серая. Он протянул Трофимову горсть соли, тот взял щепоть, бросил себе в рот, блаженно зачмокал, во рту сразу свело. — A-а, черт, дай какой-нибудь сухарь! — сказалТрофимов, глотая слюну.— Ну, теперь мы живем, сам черт нам не брат. Надо сообщить в штаб, чтобы приезжали за солью из других отрядов.