Сибирские огни, 1966, №11

— Нет, я вот хотел насчет другого потолковать. Можно? — Толкуй,— с усмешкой разрешил Батурин, с наслаждением стя­ гивая сапоги. — Валеночки бы вам надо,---заметил Артюхин. — Надо, что ж делать, если нет. А ты говори, говори, что хотел. — Отдыхайте, отдыхайте, не к спеху,— сказал Артюхин, намерева­ ясь выйти, но Батурин видел, что отказывается он для виду, и остано­ вил его. — Говори, чего вертеть на пустом,— сказал он.— После некогда будет. Артюхин, в полушубке, с крепкой лысиной, еще помялся и спросил: — Ну, вот я всей душой полностью делаю свою работу, значится на нас... — Так, а дальше? — А у людей на глазах я немецкий староста. Я вот хотел спросить, нельзя ли от вас, значится, какую справочку с блямбой получить, а? — С блямбой? — Со штемпелем, значится. Батурин улыбнулся, устало сказал: — Нет, Емельян Прохорович, нельзя. Ты живи себе спокойно. С а ­ мое маленькое доброе дело в пользу народа не забудется. Потом будут и блямбы и штемпели, а сейчас нельзя. В голосе его прозвучала необычная мягкость, и он, покосившись на Артюхина, усмехнулся. — Ты что же, Емельян Прохорович, за прежнее побаиваешься? А вот скажи, интересно, ну почему ты, умный мужик, а вначале так влопался? Артюхин поглядел исподлобья, тоже раздвинул губы в улыбке. — Д а вот так оно и бывает, начальник, и на старуху поруха. Пере­ трясся в одном деле. Я, значится, тоже, как война разразилась, тоже был на службу взятый. Там, за Ржанском, верст за сто Горынь — горо­ док, значится, там наши лагеря и стояли, там и немец застукал, вот как, у нас еще деревяшки для обучения на чучелах были за настоящее ору­ жие. Ну, вот, кого захватили, под Ржанск и прогнали в распределитель­ ный лагерь ихний. Проволока высокая в чистом поле да вышки. А б а р а ­ ков и в помине нет. Начали нас сортировать, а у меня, видишь, значится, морда какая? Сидит такой в очках, без переводчика, сволочь, чешет: э-э, да ты, говорит, юда или цыган, признавайся! «Да помилуйте,— говорю, значится,— господин-пан офицер, русак я,— говорю,— мужик, и корень мой насквозь русский, мой поселок тут рядом, узнать можете». В то вре­ мя уже слух был, что евреев да цыган они всех подряд изничтожают. А вот этот в очках ржет жеребцом, вишь, смешно ему показалось, я —- т акая козявка, и говорю, чтоб стали узнавать обо мне. «Иди,— говорит,— иди, скажут тебе потом». А морда у тебя, говорит, ихняя, цыганская. Вот тебе и скажи, виноват я, коль моя бабка какая в десятом от меня колене и с цыганом имела чго? Д а слава богу, увидел меня кто-то из знакомцев. «Да это ж ,— говорит,— ты, Артюхин!» Тогда еще немец не так лютовал, если кто из родственников находился, отпускали домой. Вот и моя баба прибежала, узнала в чем дело, да на другой день опять пришла. Принесла коменданту пятнадцать десятков яиц, двух уток, бу­ магу, в ней весь наш поселок расписался, никакой я, мол, не цыган, а православный русский, Артюхин. Вот когда я от страху стронулся. Хоть меня и пустили, а там, как на грех, на третий день приезжают из городу четверо. Собрали народ. Один на меня машет. «Вот ты,— гово­ рит,— будешь. Подойди сюда! Мы,— говорит,— все знаем, немецкая власть тебе великую милость оказала. Вот и послужи ей, Артюхин». И от»