Сибирские огни, 1966, №10
Меня Михаил Савельевич, комиссар, прислал. Просит зайти вас з командирскую землянку. — Зачем? Пойдемте,— замялся Почиван.— Так, немного сообразили, по стопочке нашлось, берегли к этому дню, товарищ командир. Человек пять собралось, вас ждут. Трофимову не хотелось уходить от костров, он сказал, что придет позднее, но Почиван не отставал, и они пошли и выпили скверного де шевого рома из немецкой фляжки; она досталась Почивану во время налета на станцию. Почиван, радостно ухмыляясь, полез в свой угол и достал еще одну фляжку, с обрывком ремешка. Васька Болотин из второго взвода подарил. Я ему зажигалку отдал — уникальная вещь, увидел, не отстает; отдай и отдай. В форме пистолета с человеческой головой. Огонь изо рта горит. Ну, братцы... Как не хотелось Трофимову уходить от костров, так теперь ему хо телось напиться; он опять выпил ром с привкусом жженого зерна, и Глушов выпил, а Почиван, прежде чем выпить, выдохнул из себя воздух и цедил сквозь зубы медленно, наслаждаясь, было видно, что он н а слаждается. И по какому-то всеобщему молчаливому уговору никто не говорил о делах; Глушов видел, как Вера оделась у себя за перегород кой и ушла, ничего никому не сказав. Трофимов заметил насторожен ный взгляд Глушова, брошенный вслед дочери, и пожалел его. потому что здесь права отца кончились, и начались другие, и так было всегда, даже сейчас, когда мир жесток и страшен. 25 Павла ощупью выбралась из землянки, где ее оставил на ночь фельдшер Толухин, она с трудом накинула на голову одеяло забинто ванными руками и еще с большим трудом открыла дверь. Горели кост ры, ярко и весело горели, и глаза у нее сделались широкими и испуган ными; красноватые отблески метались по снегу, и высокий серый дым хорошо виднелся в небе под луной; партизаны пели, самые молодые, ра зыгравшись, прыгали через костры, и Павла стояла и глядела, не реша ясь отойти от двери. Потом раздалась команда, и все стали расходиться, а костры пога сили. Павла вернулась в землянку, в темноте нащупала свой топчан и легла; в глазах у нее еще вспыхивали отблески костров, и ей было тяж ко и душно, в груди жгло, и она прямыми, негнущимися от перевязки пальцами все пыталась оттянуть ворот, ей хотелось выпить воды, и она думала пойти опять на улицу и взять снега, но никак не могла встать. Скоро вернулся фельдшер Толухин, чуть навеселе, он мурлыкал под нос себе что-то занозистое и бойкое; Павла попросила его дать воды, и он напоил ее, придерживая голову, все мурлыкая и думая о своем. — Вот, вот,— сказал он.— Ты, женщина, не тревожься. Вот я сей час свет зажгу в лазарете, солярку только мне в лазарет дают да шта бу. Значит, можно судить, лазарет второе по важности место на войне. Вот такая она жизнь наступила, Павла, Павла Алексеевна. А имен у нас больше не осталось. Скажут, боец такой-то — и топай, куда по шлют. А тебе не холодно? Можно печку истопить, дров много. В грустном жестком свете его маленькая приземистая фигура дви галась по землянке, возбужденный кострами, воспоминаниями, песнями, той порцией рома, которая ему досталась, он никак не мог успокоиться и угомониться. Павле хотелось попросить фельдшера погасить свет и пе 5 Сибирские огни № 10
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2