Сибирские огни, 1966, №10
Хорошо. Трофимов подумал, что нужно справиться у Сквор цова.— Зачем вы пришли? — Пришла вот, совсем пришла. То есть как понимать— совсем? — удивился Трофимов.— Нам в отряд не нужны женщины. Потом, мы вас не знаем. Кто может подтвер дить, что это вы? Ведь не корыто с бельем, война, понимаете? Тут Скворцов у вас, его спросите... Ну, нет баб, а теперь будет. Как без бабы? Я постираю, сварю, приберу — лишние руки не помешают. — Откуда вы знаете, что Скворцов здесь? — Знаю. Трофимов пожал плечами и замолчал. Он часто потом вспоминал этот короткий разговор с нею, уже тогда он знал, что будет по ее, и для. нее неважно, что думает он, Трофимов, главное для нее свое решение, и она может сидеть вот так на стуле неделями и молчать; вывези ее из лесу, она вернется и раз, и десять, но от решения своего не отступится, если только ее не убить. Она не сказала так, но Трофимов понял; он старался не глядеть на ее мокнувшие в тепле землянки обмороженные руки; потом, и через месяц, и через два, когда она уже стирала и штопа ла всем в отряде одежду, или возилась на кухне, он избегал с нею встре чаться, хотя она, вымытая, подлечившаяся и одетая более подходяще, стала даже привлекательной. Но Трофимов часто думал о ней, она не выходила у него из головы, и стоило ему остаться одному, она вспоми налась, и Трофимов никак не мог от этого избавиться. Бросалась в гла за лишь одна странность — Павла раз и навсегда отказалась рубить дрова, что за нее с охотой делали мужчины, хотя она, казалось, не раз личала их, и для нее все они, в том числе и Трофимов, оставались на од но лицо. Она почти ни с кем не разговаривала, и к ней постепенно при выкли, так привыкают один к другому спящие долгое время рядом солдаты. Павла убирала землянки и научилась делать перевязки; по хо зяйству она управлялась лучше десятка мужчин вместе взятых, и, когда она перевязывала, раненые меньше стонали и матерились — у нее ока зались необыкновенно ловкие и осторожные руки. Уходили на задание группы, иногда весь отряд, возвращались, приносили раненых, хоронили убитых, Павла молча провожала и встречала, молча стояла у могиль ных ям, и никто никогда не видел у нее на глазах слезы. Она незаметно становилась для отряда чем-то вроде хлеба, и, возвращаясь после удач ного дела, все искали её глазами и, отыскав, неприметно улыбались, теплели. 24 Оставшись один, Трофимов долго сидел за столом, курил и глядел на свои руки. Дежурный, время от времени, подбрасывал в печурку дрова; он старался не мешать и ходил на цыпочках. Трофимов взглянул на часы, через два с половиной часа время перешагнет в Новый сорок второй, и где-нибудь будут пить, смеяться, жечь свечи и поздравлять друг друга. И Трофимов вспомнил Москву, старый дом на Софийской, где он родился и вырос, пустой сейчас. Ему было приятно вспоминать, как скрипят половицы и бьют настенные часы, в почерневшем от времени футляре черного дерева, они принадлежали еще прабабушке и ни разу не сдавались в ремонт. Семьи военных были отправлены из пограничных гарнизонов уже после первых столкновений с немцами; Трофимов хотел в эту минуту, чтобы и жена и дочь встречали Новый год в Москве, на Софийской, в доме, где он родился и вырос, и он отчетливо представлял
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2