Сибирские огни, 1966, №10
п огов просился в разведку, но Трофимов, по каким-то причинам, придерживал, и Рогову приходилось часто мерзнуть на постах; Трофи мов расставил их в пяти, в десяти и даже в сорока километрах от зи мовки, люди там жили неделями и больше; сменялись, возвращались на базу отряда веселые и счастливые, потому что на постах было трудно. И многие недовольно ругали Трофимова; пожалуй, действительно, нем цы еще не знали об отряде, и не стоило мучить людей, но Трофимов при первом же случае сухо запретил подобные разговоры и напомнил о три бунале. У него была опора из своих солдат, ядро отряда в двадцать три человека с жесткой военной дисциплиной, с неукоснительным «есть!» «я.», с беспрекословным и безоглядным подчинением любому слову Тро фимова, и это уж с самого начала и на бывших людей Глушова накла дывало свой отпечаток. И поэтому Рогов не задерживался в отряде, он даже на посты уходил охотно, и если бы не Вера, кажется, и совсем был бы доволен; особенно после того, как э т о произошло, он очень мучил ся, пожалуй, он впервые так сильно любил девушку, но в морозы все равно трудно было быть с Верой; у нее в общей «командирской» зем лянке свой отдельный уголок, но ее почти невозможно застать там од ну. А Почиван, ведавший всей охранной службой, как назло, всегда уго нял Рогова на самые дальние посты; Рогов знал, что Почиван его не любит, и уже много раз собирался поговорить с ним начистоту: из этого разговора могло ничего не получиться, и это всякий раз останавливало Рогова. С Почиваном поговорила сама Вера, и Рогова впервые за зиму под Новый год назначили на пост всего в пяти километрах от зимовки, и там была небольшая теплая землянка с печуркой из дикого камня, и Вера обещала как-нибудь прийти, и поэтому сейчас Рогов отстаивал уже вторую смену, а его напарник Камил Сигильдиев спал, он никак не мог перестроиться после мирного времени, и сильно утомлялся. Мороз градусов на тридцать к утру еще усилился; солнце, раскален- ное.взошло слепо; холодный розоватый отсвет засквозил в проморожен ных деревьях, и совсем стало видно, до чего же студено в мире. Рогов крепко пошлепал себя в бок и грудь, замер, прислушался: тихо, только настывшее солнце поднималось все выше, и стало тянуть по-над землей, слегка шевеля снег; тихонько вызванивали сухие стебельки лесной тра вы, меж ними змеилась поземка. Лес, небо, снег, солнце— все тихо, все слишком тихо, так было неделю назад, так будет до настоящего ветра — и тогда лес повеселеет, и станет теплее. Рогова тянуло в землянку, но ему все-таки хотелось дать Сигильди- еву выспаться вволю; тогда он в любое время, когда придет Вера, уйдет из землянки на пост, а Рогов сейчас, несмотря на мороз, на несправед ливость Почивана, ни о чем не мог думать, кроме Веры, сейчас она з а нимала главное место в его жизни, хотя он и стыдился себе признаться, ему становилось не по себе при одной мысли, что Вера не придет. Он зверел, думая о неожиданной помехе. Вера была ему нужнее всех, он не мог без нее. Солнце обжигало холодным блеском глаза; Рогов совсем промерз и был рад вертлявой маленькой синичке, появившейся неизвестно отку да, она упорно обследовала ветки старой осины неподалеку, и Рогов перестал ходить и с затаенной радостью наблюдал за теплым живым шариком, он перекатывался с ветки на ветку. Из землянки вылез, нако нец, Камил Сигильдиев, ошалело поглядел на белое солнце, потер л а донью бледное, в рыжей щетине лицо и стал ругаться. — Слушай, нехорошо! — говорил он, неловко моргая, Рогову, изо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2