Сибирские огни, 1966, №10

вое время она часто кричала во сне, но потом перестала; Феня начала понемногу привязываться к жиличке; все-таки есть с кем зиму коротать и дров заготовить и по вечерам веселей, хоть и молчаливая попалась ей нахлебница. Но как-то уж по морозу, крепко в одночасье прихватив­ шему землю, Феня вернулась под вечер с колодца не в духе и сразу, не разматывая платка, позвала с порога: — Павла, а Павла... — Ты чего, Феня? — спросила Павла, выходя из горницы, где она играла с Гришей в лошадки, и Феня впервые увидела на ее лице затаенную улыбку и изумилась, но потом села на лавку. — Была я на колодце, там с Жучихой встретилась, тоже по воду пришла. Там мужик ее, черт, вроде пронюхал, в Камышовке, говорит, у меня никакой сродственницы нету и не было. — Староста? — Он, собака. Отъелся, проклятый, жеребец, всех баб замучил. Отольется ему, черту, вернутся мужики, они с него с живого шкуру сде­ рут. Вишь, черт, что-то, говорит, Феня мудрует, оч это бабе своей гово­ рит. Будто из Ржанска бумага пришла искать повсюду бабу, которая немцев топором рубит, она их, говорят, тыщи порубила. Так вот всех бездомных баб вроде по всей округе приказано брать под конвой и з город волочить на сыск немцу. А он, Жук, говорит, собака, какая же, говорит, это ей сродственница из Камышовки, если у ней там была одна сестра, да и та померла перед войной? Побоялся бы он хоть бога, гово­ рю я Жучихе, бабе его. Что он, глядеть никому в глаза потом не ду­ мает? Ведь не с немцами ему жить, а с миром. Да она что, она сама у него в батрачках ходит, а как ночь, так он не с нею в кровать, а другую ищет— помоложе. Свою заездил, а теперь чего ж? Да любая девка ляжет, только от Германии ослабони. Так вот я тебе говорю... Постой, постой, Павла, ты чего? — Мне уходить надо, Феня. Я одену, в чем я тут у тебя ходила? — Господь с тобой, одевай, только куда ж ты пойдешь в холод? — А чего ж мне дожидаться, петли? Куда-нибудь уж пойду... — Постой, постой... Да ты... Павла поглядела на нее, поглядела далеко и строго, и у Фени по плечам прошел мелкий озноб, и она перекрестилась. — Ты постой,— сказала она.— Ты мой полушубок возьми и вален­ ки, от мужика остались, я тебе дам. Ты на меня не сердись,— все гово­ рила и говорила Феня, боясь остановиться, потому что ей было теперь не по себе и страшно; из дверей горенки вышли дети и глядели, как Павла собирается. — Да ты подожди, Павла, я тебе кусок сала достану, да хлеба з а ­ верну, у меня запрятано, сам черт не найдет. — Не надо, Феня, посидим. На детей погляжу. Павла, собранная и одетая, села на лавку и утерла слезы; ей было жалко оставлять детей, и не хотелось уходить из теплой избы. — А ты, Феня, передай своему старосте,— сказала сна внезапно.— Пусть он, собака, не очень... А то я его где хочешь достану, за семью замками достану,— говорила она, и у нее в глазах опять мелькнуло что-то, напугавшее Феню, и она опять поразила ее своим внезапно переменившимся жестким лицом. — Что ты, что ты,— торопливо сказала Феня.— Ты не надо так, ты лучше подожди вот, сала тебе достану. Его и без нас с тобой, шкуру, повесят. Вернутся мужики и за милую душу повесят. А ты посиди с детьми, сейчас сбегаю по делу. Павла подозвала к себе мальчика Гришу и стала тихонько гладить