Сибирские огни, 1966, №10

и пустых слов. О дна из самых острых про­ блем наших дней — борьба за человеческие души -— решается здесь горячо и убедитель­ но, от сердца идущим, простым и вырази­ тельным языком. М ож но лишь посоветовать автору еще больше сж ать и, таким образом , усилить заключительные лирико-публицис­ тические комментарии, освободить повество­ вательную ткань от некоторых усложненных метафор и чужеродны х элементов, вроде претенциозного: «А вечер, поздний вечер все ещ е лепит слоеный пирог из лиловых пластов туч и ягодной начинки закатного огня». Д опотопная, убогая, уродливая речь по­ селенцев мшавы резко выделяется на фоне авторской речи. Это сопоставление различ­ ных речевых стилей подчеркивает несовме­ стимость мира почти одичавших, совершен­ но темных людей с нашим обыденным ми­ ром, где д а ж е научные и политические тер­ мины примелькались и превратились Чуть ли не в штампы, как дает понять нам А. Якубовский, с юморком рисующий «план наступления» своего героя на болотных лю ­ дей: «Основа нашей стратегии — наносим удар...» и т. д. (в пылу полемики А. Сол­ женицын назвал этот способ «сам овыраж е­ ния» «публицистическим ж аргоном »). Ещ е глубж е разрыв м еж ду авторским языком и языком персонаж ей в повести Д . Еремина «Евстратова скрытня», где х у ­ дож ествен но сопоставлены современная кол­ хозная деревня и тайное логово сектантов- «неучастников». Упрекая критиков «Евстратовой скрыт­ ии» в том, что они не обратили на язык по­ вести никакого внимания, участник дискус­ сии о стилистике современной советской ли­ тературы Ф. Бирюков пишет: «Язык узор ­ ный, красочный, густо архаизированный. Вещь интересная. Н о мне представляется, что Д . Еремин излишне увлекся экзотикой, стилизацией. Дрем учий язык сектантов ка­ ж ется искусственным. Черепанов, например, говорит: «Л ядак те собачью зубину щелить! Кабы трясак не чвокнул тебя по мордене». Д л я подтверж дения своего тезиса Ф. Би­ рюков выписал из повести сам ую «экзоти­ ческую», сам ую что ни на есть стилизован­ ную ф разу. Вырванная из контекста, она становится д а ж е непонятной и нуж дается в перег 'е на общ едоступный язык. В пове­ сти ес могло бы и не быть. В аж н ее общее стилевое направление. Ф. Бирюкову «дре­ мучий язык сектантов кажется искусствен­ ным». П омилуйте, д а ведь и это от искусст­ ва — показать его искусственность! Ведь кое-кто из лесных лю дей попал в скрытню после того, как пожил в нормальном челове­ ческом общ естве: таковы уголовники, скры­ вающиеся от заслуж енн ой кары, или очень несчастные люди, бегущие от самих себя. У ж е будучи взрослыми, они осваивали обы ­ чаи секты, напуская на себя личину свято­ сти, п одраж ая своим повелителям — «стар­ шим» и в повадках, и в манере разговари­ вать. И х речь звучала неестественно, наро­ чито, «чудно» д а ж е для таких озорных и неотесанных парней, каким нам представил­ ся Н азарка, д о встречи со скрытней вообщ е не признававший человеческих законов: «Н у, выпил, ну, поскандалили,— прош у про­ щения. Нынче я оглушил в драке Мишку Орлова, завтра — Мишка меня. Чего тут считаться! Так повелось. Нам ндравигся, потому как мы люди таежны е, лесовики». Д . Еремин ищет очень яркие, так ска­ зать, «смачные» языковые краски. И д ей ­ ствительно увлекается экзотикой. Н о ведь экзотика у него не самоцель, да и почему ее надо отовсю ду изгонять? Почему долж ен быть налож ен запрет на яркие краски, огра­ ничена художническая палитра? Мне ка­ ж ется, мы несколько перегнули палку в про­ поведи «общ едоступности» языка прозы. Она была приемлема два-три десятка лет н азад, когда мы еще не могли с гордостью говорить о всеобщ ей грамотности и высокой культуре читательских масс. А сейчас? Н е ведет ли эта проповедь к нивелированию языка и, в конце концов, к шаблонам? Ведь, кроме материала, замыслов и чита­ тельских интересов, сущ ествуют как-никак и так называемые творческие индивидуально­ сти. Нельзя ж е с этим не считаться! Памятники старины Много интересных вопросов возникает при анализе языка худож ественны х произ­ ведений на историческую тему. Роман И. Чернева «Семейщина» — х у д о ­ жественная летопись жизни забайкальского села Никольского от конца прошлого до тридцатых годов нашего столетия — почти за полвека! Хорошо передавая дух времени и подлинную атмосф еру глухого стар ообр яд­ ческого поселения в те «крутые года», язык произведения, однако, не однороден в р а з­ ных своих частях. В первых главах показан хорошо знакомый автору, с детства прочув­ ствованный и познанный круг интересов старообрядческой семьи Л еоновых, обри со­ ваны их внутрисемейные отношения, обы ­ чаи и характеры, скупая, суровая сибир­ ская земля и крестьянский труд на ней. З десь изобразительная сила худож ествен но­ го слова И. Чернева значительно выше. П о ­ вествование ведется в неторопливом ск азо­ вом ритме. Как речевые, так и портретные характеристики даны в разных тонально­ стях. Об уставщике Ипате Ипатыче, ж естоком и нечистоплотном старике, автор говорит гневно, с уничтожающим сарказмом , о его бездарном преемнике С ам охе — с иронией, уничижительно, а вот о патриархе семейщи- ны, д ед е писателя Иване Финогеныче Л ео ­ нове, человеке умном, работящ ем и креп­ ком,— очень уважительно, любовно. Д ля Ивана Финогеныча староверческие заповеди, среди которых были и очень хорош ие (п о­ читать старших, помогать ближним, д о б р о ­ совестно трудиться, не пить, не курить, не сквернословить), еще не потеряли своего