Сибирские огни, 1966, №10
В те годы (1932— 1934) Южный Урал отличался огромным запасом дичи. Охота начиналась под самым городом: то и дело налетали утки, а на песчаных берегах и островах встречалось множ ество разнопо родных куликов. Н ад рекой кружились ястребы, казавшиеся огромными от широко раскинутых крыльев, янтарно высвеченных солнцем. И чем дальш е, тем все пустыннее — и одновремненно ож и в лен н ее— становилась древняя казацкая река. На правой, («са марской») стороне то и дело встречались горы («яры »), густели и курчавились бер ез няки, золотились пески, далеко врезавшиеся в реку подобьем меча. Л евая («бухарская») сторона — почти сплошь степная: безмерные ковыльные шири, казахские аулы, пыльные дороги, меланхолические верблюды, напоми нающие об Аравии, о Палестине... Валерьян Павлович ср азу ж е, как только оказывался в лодке на своей родимой реке, обретал равновесие духа: забывались лите ратурные обиды и неудачи, исчезала с лица тень постоянной озабоченности, глаза све тились добротой. Он глубоко любил природу, но не показ ной, а какой-то потаенно-внутренней лю бовью. Лидия Николаевна Сейфуллина, очень запальчивая в литературных спорах, как-то раз резко сказала мне: «Я попросту не по нимаю, что это значит — описывать при роду...» — А я это очень понимаю ,— возразил, со своим всегдашним спокойствием Прав- духин. Н аходясь на Урале, я нередко замечал, как Валерьян Павлович то подолгу см от рел в одиночестве на закаг, то вниматель но следил за переливом волн на солнце, то с грустью в глазах провож ал верблюда, уходивш его в таинственно-синюю степную даль.. И на охоте мы, конечно, не могли и зба виться совсем от дум о литературе. Огляды вая степные дали, Правдухин не раз с го рячностью и задором говорил: — Я за такую литературу, которая д а вала бы полную картину жизни во всей ее сложности н противоречивости, ничего не скрывая и не приукрашивая. В теперешнем нашем быту, наряду с бюрократической кос ностью, очень и очень много хорошего, и уж е одно то, что революция подняла и при общила к созидательной работе и культуре огромнейшие пласты народа, налагает на писателя определенные обязанности: он не м ож ет и не вправе не замечать этого. Л и тература — социальна, и ее основная, пер вейшая тема — живая современная жизнь. Н о — грешный человек — я никогда не пе рестану дум ать и верить, что только этим задач а ее далеко не ограничивается и что законны, в той или иной мере, и все прочие тем ы— лирические, исторические и так д а лее. Литература, если ее ограничить только «злободневным текущим материалом», ста нет однобокой и замкнется в самой себе. Писатель долж ен уметь смотреть с неизмен ной остротой и зоркостью и в прошлое, и в будущ ее, находясь при этом как бы на выш ке сегодняшнего дня... Никак не могу понять тех людей, редак торов и критиков, которые выступают (да еще иногда с такой яростью) против лите ратуры, воспевающей природу и охоту, д о казывая, что это «уводит», якобы, от ж и з ни, лишая тем самым жизнь ее многообра зия. Ведь люди работают у станка или на тракторе не двадцать четыре часа в сутки и живут, естествен но,. не только интересами производства, и им, конечно, не только не чуж до все человеческое, но это «человече ское»,— в частности красота природы,— ста ло после революции гораздо ближ е и р од нее, чем раньше... Почему ж е нельзя писать об этом «человеческом» во всей его широте и глубине и почему надо лишать читателя той радости, которую дает природа и охота? В этом случае, как и во многих других, на до брать пример с Ленина, который, по сви детельству Горького, д аж е в 1919 году, ког да мы были в «огненном кольце», с удоволь ствием перечитывал сцену охоты в «Войне и мкре», а по свидетельству многих м ем уа ристов, нередко выезжал на охоту... А кри тикам и редакторам, чурающимся нашей темы — человеческого отдыха на охоте и в природе, не плохо напомнить стихи Тют чева: — И жизнь твоя пройдет незримо На незамеченной земле... Правдухин иронически улыбался: — С другой стороны, нельзя и не п ож а леть этих чиновников, этих современных титулярных советников от литературы: ведь в самом деле, какая это ж естокая и печаль ная участь — прожить жизнь на незамечен ной земле. Гениально сказано!.. Вспоминал Правдухин, но в силу скром н ости— очень редко, и о своей книге «Годы , тропы, ружье», справедливо сетуя на то, что она прошла мимо критики, не обратив на себя внимания. Тогда ж е Валерьян Павлович говорил, что он мечтает написать роман о Яике, во плотив в нем самые сокровенные воспоми нания детства и отрочества. По возвращении в Москву в 1932 году он, действительно, засел за роман «Яик у х о дит в море», над которым работал в тече ние нескольких лет. В этом произведении писатель правдиво' воспроизвел старый, дореволюционный (примерно, до конца прошлого века) быт оренбургского казачества в его самых р аз нообразных проявлениях (праздники, обр я ды, военные походы , рыбная ловля, охота и т. д .). Роман, однако, нельзя считать лишь этнографически-бытовым документом. Автор касается и сокровенных человеческих чувств, в частности любви и друж бы , и со здает ряд интересных, живых образов, ср е ди которых особенно запоминаются Иван Маркович и его ж ена Маричка, семья Ала- торцевых и особенно подросток Венька —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2