Сибирские огни, 1966, №10

ешь, Филипюк объявился, говорит, через день какие-то команды герман­ ские будут идти, чистить, говорят, будут коммунистов да всех советских начальников... — Как чистить? Павла помолчала, ниже надвинула серенький платочек. — Воздух, мол, чистить, а их — в яму, земля гниль, мол любит, на ­ ружу не выпускает. Егор Иванович молчал; он уже знал, что Филипюк вернулся и объявил себя старостой. Филипюка судили в тридцать втором — пьяный изнасиловал тринадцатилетнюю девочку соседки, и вообще— беспутный мужик, и сам черт таких не берет. Ладно, Павла, иди. Где у тебя Ваеятка-то? Умаялся, немцев все разглядывал. Мальчонка, а чутье есть, па­ лец в рот сунул, к плетню жмется. Я к тебе на минутку, бегу. Иди, иди, парня одного оставлять не след. Павла ушла не прощаясь, и Родин еще сидел, все так же уперев руки в высокие худые колени. Пришел Владимир, за ним в сенях закаш­ лял кто-то еще и, вваливаясь в избу, оказал: — Здоровы были. Здравствуй, Емеля,— помедлив, с явным неудовольствием ото­ звался хозяин.— Ты чего? Чего, отозвался пришедший, низенький белый кроткий стари­ чок, хлопотливый, шумный, если он и сидел неподвижно, от него исходил легкий неуловимый шумок, словно от старой осины, шелестящей и в пол­ ное безветрие. — Ну, что тебе, Емельян Саввич? — Так, как бы чего йе отряслося, потому к тебе. — Не понимаю. Понимай, Егор. Немец — народ хозяйский, строгий. Беспорядку у нас какого не вышло б. Не будет беспорядка — и от немца хорошее отношение воспоследствует. Как же это ты дошел? — с чуть видимой насмешкой качнулся Родин. — Так вое в мире. Сиди себе смирно, никто не тронет. Ты бы кому надо, Егор, сказал, чтобы смирно было. — Умирать боишься? Да что! Смерть, она что роды у бабы, не повременишь, человек, как родился—‘Сразу и понес смертушку в себе, а страшно. Год, день — пожить охота. — Сколько тебе, Емельян? — Много, Егор, много. Год пройдет — девять десятков насчитается. Я и не за себя, село жалко, молодых жалко. Откуда у них взяться уму. — Зря жалеешь, Емеля. Молодому в клетке хуже, чем тебе, стари­ ку. Тут ему укажи, не укажи — кровь играет. — Э-э, Егор, вся наша жизнь — клетка, только прутья разные. Как на свет народился, сам собой не руководишь. Родин поглядел на Владимира, тот, облокотившись на стол, слушал, не моргая, не шевелясь, он полуприкрыл глаза, словно дремал. — Знаем мы, Емеля, друг друга всю жизнь, а вот говорить станем и друг друга не понимаем. Внутрях у нас пониманья с тобой не выхо­ дит. Иди, Емеля, спасибо, проведал. — Миром, миром надо делать дело, Егор. — Не мы начинали, у тебя своих сколько внуков на службе? Одиннадцать, два правнука — большая соменка. Да теперь ка- кая с них опора? Ничего теперь они. Чья сила — тот и пан.