Сибирские огни, 1966, №10
ровный и сильный гул, порой ясно доносилась чужая речь, уже начало рассветать. Владимир выпрыгнул из телеги и заметил в полумраке, на колоде для рубки дров фигуру Егора Ивановича. Старик курил. Владимир по дошел и сел рядом. — Не стал тебя будить,— сказал Егор Иванович.— Видишь, неза чем. А ты сам подхватился. — Да, слышу сквозь сон, ревет, вроде гроза собирается, а я в лесу почему-то. Один. И лежу я на самой земле, глаза у земли, и прямо перед ними, под листом папоротника, пичужка в пнезде. Яйца греет. Серьезно на меня глазом поблескивает. — Ну, ну... — Ничего, проснулся вот... — Слышишь, и на ночь не останавливаются, прямо вперед дуют.., — Развиднеет, пожалуют. 4 Пять ночей и дней в Филипповке было тихо, если не считать, что немецкие интенданты, заглядывая в деревню, увозили отчаянно виз жавших свиней, гогочущих гусаков, и, в случае, если слишком возбуж денная шумом собака увязывалась с заливистым лаем вслед за автома шиной, следовала автоматная очередь, и собака, изумленно подпрыгнув, успевала грызануть раз-другой пыльную дорогу, и вытягивалась, стекле нея глазами, и уже больше не шевелилась. Людей не трогали, и бабы разглядывали немцев из-за плетней, ребятишек на улицу со дворов не выпускали. Фронт нрогромыхивал все дальше, и мимо деревни часто про гоняли колонны пленных. Преодолевая боязнь, бабы выносили к дороге хлеб и сало и, кланяясь конвоирам, бросали куски хлеба, завернув их в тряпицу, пленным. Молодые, уставшие конвоиры, с засученными до лок тей рукавами, с удовольствием хлопали баб по спине и, судя по настрое нию, или разрешали передать пленным хлеб, или пугали баб короткой автоматной очередью, и тогда бабы, теряя узелки с хлебом, бросались врассыпную, напоминая стадо испуганных гусынь. Девки прятались, ходили в низко повязанных на лоб платках. Шел слух, что тех пленных, у которых объявятся родные, немцы отпускают в свои деревни, так уж вроде где-то было, и бабы бегали на дорогу еще й по этой причине, у всех были на войне мужья, братья или отцы. Но во всей Филипповке никто не встретил своего за все пять дней, бабы захо дили к Егору Ивановичу, больше в сумерки,садились,складывая руки на колени, и вздыхали. Как-то он не выдержал и, подвинувшись вплот ную (на этот раз к нему забежала соседка, Павла), укоризненно спросил: — Ну, чего, чего сопишь? Что я мОгу знать? Ничего не знаю. По нятно тебе? Не знаю ничего. — А я тебя и не спрашиваю, Иванович, — Не спрашиваешь? А зачем пришла? — Пришла от тоски. Так. — Так... За так и чиряк не вскочит. — Уйти тебе надо, Иванович. И Владимиру Степановичу тоже,— Павла, опустив голову, смотрела на носок своего брезентового туфля. Дышал Егор Иванович сегодня особенно тяжело, последние дни много курил. — Ты что слыхала, Павла? — Не слыхала, так, думаю, лучше будет, От греха подальше. Зна
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2