Сибирские огни, 1966, №10

— Никто ем ко го не .неволил, сами разошлись, тебе ведь одной сво­ бодней было, простору хотелось. — Будет тебе, Володя, старым колоть, зайди. Владимир молча встал, ногой толкнул калитку и пошел к крыльцу, знакомому с мальчишеских лет, с двумя старыми вишнями по сторонам. — Жарко, наверное, в избе. — Нет, я сегодня не топила. Проходи, о притолок не стукнись, запа­ мятовал небось. Владимир, привычно нагнувшись, вошел из сеней в избу, окна слабо светились. Павла, тихо двигаясь, положила спящего сынишку на кро­ вать, занавесила окна и зажгла подвешенную на крюк к матице лампу. Медля, стояла с поднятыми, налитыми руками, словно бы поправляя стекло. Опустила, прошла по избе, бросила косой взгляд на Васятку,— из-под шали высунулась ножонка с кургузыми грязными пальцами. По­ дошла и села рядом с Владимиром на лавку с поетрожавшим смуглым лицом, задумчивая. — Значится, вот так и будет теперь наша жизнь, Володенька? — Она дрогнула плечами, ладной прямой спиной и сжала руки коленями — тонкий ситец юбки туго обтянулся.— А я бы тебе сказала, хоть ты и грамотный, а бабы понять не можешь. Да и то, тут грамота не к слову, при чем она тут, грамота? Все вы, мужики, одинаковы, бабьего нашего вам не понять. Молчишь, Володенька, свет Степанович? Ну, молчи, мол­ чи, сделанное теперя не переструнишь по-новому.— Павла подняла голо­ ву, тихая понимающая улыбка змеилась по ярким губам, припухшим и чуть загнутым вверх. Глаза, горячие, длинные и черные,— редко встре­ чались такие глаза у местных женщин, и шея, от смуглоты теплая,— все было знакомо Владимиру, и все было теперь чужим. «Зачем только согласился войти в избу?» — Ты вот молчишь,— опять раздался голос Павлы.— Ты вот мол­ чишь, а мы, можа, в остатний раз говорим и не увидим больше один дру­ гого. Я, можа, не желаю, чтобы ты плохое обо мне думал, хочу, чтоб по­ нял ты, Володенька, голубок... — Приговариваешь, как цыганка... — А, можа, цыганка и есть, Володенька. Я одно хочу тебе сказать, я по тебе не сохла, так казнила себя, Володенька. Думала, волю себе да ­ вала, да нет, казнила себя, Володенька, любый, себя. Свободной жизни хотелось, простору, оттого и чистоту твою не оценила, так, думаю, глу­ пенький, молоденький, будет ходить за мною телком, руки свяжет. Я ведь порченая уже была, все чего-то другого хотелось, нравилось мне вашим братом вертеть, оттого и оттолкнула тебя, Володенька, уж не сердись. Жизнь, она сама меня закружила, пока Васятку не родила. Вот когда я опомнилась да пожалела, не об Васятке — вся жизнь моя теперь в нем. О себе пожалела, тебя, можа, вспомнила. Ты не всегда ведь такой был, грамотный, с обхождением, здоровкаешься за ручку, а тогда вон за эти­ ми окнами, помнишь? — Павла... — Да не об том я, ведь не жалюсь тебе, все то быльем поросло, хо­ чу, чтобы обиды на меня не держал, не поминал меня лихом, можа, ви­ димся в остатный раз, Володенька милый. — А я и не держу,— с усилием оказал Владимир, снова поднялось давнее мужское на нее зло, когда ему так грубо предпочли другого, да и не одного. Павла словно смеялась над собой и над всей деревней. А ведь и учиться он тогда уехал больше от этого и уже потом, успоко­ ившись, усмехался. Павла молча следила за ним, беспокойно перебирая ворот мягкой