Сибирские огни, 1966, №10

Предали!.. А Сыровой? Ж анен? Негодяи подлые, за что же?... И Колчак сдерж ать не в силах дрож и, Мерзкой дрож и гнущихся колен. Кто-то рвет погоны, Кто-то с ревом Пятится, ш атаясь, вдоль стены. В обморок упала Тимирева, Судорогой плечи сведены. Офицеров будто ветром сдуло, О глянулся — никого кругом. Он один устало и сутуло Н ад закапанным стоит столом. Петлею сжимает горло галстук. Скинул. В наступившей тишине Медленно в купе ушел. О стался. С совестью своей наедине. X ' Д ухота от натопленной печки несносна, От сивухи изжога и ломит виски. Ах, поручик Миронов, все кончено, поздно... Неужели на свете есть музыка, весны, Ямбы Блока и свеж есть девичьей щеки? Стол завален объедками, разною дрянью , З ал и т рыбьим ж еле и церковным вином... Он напился вчера до потери сознанья И не знает, не помнит, что было потом. Вон в перинах поповна раскинулась тяж ко, Разм еталась, вконец одурев от вина. З ад р ал ась до пупа холстяная рубашка, Рот разинут в истоме глубокого сна. Чья-то свинская рож а мигает с портрета, Бог обсиженный в нечет играет и чет. Д важ ды два — не четыре. Земля — не планета. И не в Каспий широкая Волга течет. Как болит голова! Н ахлебался, скотина... Знать, от радости сперло дыхание: «жив!» Он садится к разбитому вдрызг пианино И, ф альш ивя, играет какой-то мотив.

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2