Сибирские огни, 1966, №10

Потом в контрразведке гады пытали, Разбили лоб, сломали хребет. Известно ведь, мужик — не из стали, Но я ничего им не выдал... Нет! Косая стоит в моем изголовье... Вот я леж у с пересохшим ртом, И полушубок, промокший кровью, К полу примерз и покрылся льдом. При свете свечей, мерцающих скупо, На станционном леж у полу. А рядом со мной — тифозные трупы, Ощерившись, тупо глядят во мглу. Ни шевельнуться. Ни приподняться. По капле уходит жизнь из меня. Амба! Отвоевался, братцы. И мне не дождаться прихода дня. Глаза мои чуть-чуть приоткрыты, В них яростно бьется свет против тьмы. Л надо мною топочут чьи-то Мерзлые сапоги, пимы. Ботинки, обернутые бумагой, Карболкой пропахшие и мочой... И вдруг скрипящие кожей краги Внезапно выросли надо мной. И — слышу: — Знакомое мне обличье. Не с «Вайгача»? Не мой ли матрос? Д а кто он? Фамилия будто птичья: Синица?.. Сорока?.. Д ятел?.. Д розд! Ну, что он валяется, как собака? Подушку под голову дать ему!