Сибирские огни, 1966, №9

Разговаривать до этого один на один не приходилось. Потому му­ жики сейчас курят молча. Начинает моросить дождь, густеет туман. Семен поеживается, з а ­ пахивает на груди дождевик. Вялое сырое утро навевает печаль. Хрипин вздыхает, засовывает под папаху мокрые волосы. Согнув­ шись, качает головой. — Война...— медленно говорит.— Такое уж времечко. Бр ат на бра ­ та кидается. Полыхает Расеюшка... Семен на разговор не поддается: Хрипин — мужик не из болтли­ вых, но приструнить язык не лишне, береженого бог бережет... А Хрипин и не навязывается. Мысли его — о сыне Гришке. Отде­ ляться надумал, мерзавец. Черт с тобой, отделяйся, тяни свою лямку, ко зачем в коммуну корову тащить? Спросил бы наперед, как н ажив а ­ лась она. Так нет, все для Гришки — хаханьки. Заявился домой с това­ рищами, зубы скалит: «Я женюсь, отец. Вот и считай, что корова по праву моя. Деток малых больше не предвидится, хватит тебе двух же ­ ребцов». А что он за хозяин с коровой-то?.. Потом уволок на сборню десяток мешков с пшеницей. Когда белые в село наехали, вел с ними перестрелку и скрылся, будто в воду канул. Проклял Иван Гришку... Иван снимает папаху, смахивает с нее мелкий набрызг капель и долго смотрит в небо. — Знаешь, Семен, просветлело малость в голове. Каюсь теперь, что с Гришкой кашу-то не сварил. Ведь окромя хлеба да коровы все в доме осталось. И советские не прижимали. Ты, говорят, мужик сред­ ний, сам хребет надрываешь. Семен ухмыльнулся: — Д л я унтера надрываешь. Хрипин еще ниже склонил голову. — Он к тебе здорово прилип,— продолжает Семен, дует на само­ крутку.— Гришка твой — красногвардеец. Унтер про эго помнит, и с те­ бя живого нипочем не слезет. Иван вздрагивает, резко отбрасывает измусоленный окурок и вы­ дыхает вполголоса: — Мне б оружию. В первом же бою из винта гниду кокнул бы! — Он сжимает кулаки, передергивается все его маленькое тело и ноги, сложенные по-турецки. — Остынь,— обрывает его Семен и принимается скручивать новую папироску.— Ишь ты какой, Хрип. Забыл про все на свете. Это я — д е ­ ло другое. Мне так и так — крышка. Белых расчихвостят, куды денусь? У красных для меня веревка заготовлена. А ты что? У тебя сын — красный. Иван вытирает со лба испарину, заглядывает в глаза Семену. — Ты бы не того...— как бы извиняется он.— Слышь, унтер-то длинные ухи имеет. Недобро усмехнувшись, Семен осматривается и останавливает взгляд на Хрипине. — Что до ушей — правда, они у него длинные. Поостерегись, Злость-то из тебя как прет... Боле всех опасайся Г'оряя. Он наипервей­ ший пособник унтеру. Хрипин заметно веселеет. С худых щек исчезает бледность. В эту минуту, словно для Хрипина, проскальзывает меж тучами солнечный луч и тихой улыбкой растекается на его тонких шелушастых губах. Он легко подымается, говорит Семену. — Пошли, чайку изопьем. У меня сахаришко есть, А Семен опять думает о Тихоне: как же ему напакостил! От из