Сибирские огни, 1966, №9

...На перекладине ворот качается хуторянин. На талой земле бьет­ ся его жена. Тут же четверо ребятишек. У изгороди, под кривой пихтой, лежит красный. Он, раненый, приполз на хутор, а хозяин не отказал в помощи. Каратели — что ищейки, при обыске нашли парня. Красный тощий — в чем душа держится? Вместо щек поовалы, з а ­ росшие светлой щетиной. Чуб от пыток седой. Унтер сам бил его. А он так и не сказал, где красногвардейский отряд... Покхекивая, Семен свертывает папироску, затягивается едким ды­ мом.... Хлеб-то у хуторянина весь выгребли. А ведь Антон Горяев, когда в отряд сватал, божился, что они мужиков не грабят. Вот уж насмотрел­ ся Семен, сыт по макушку! Перед пасхой отобрали у красных деревню. Ни одного двора не оставили, чтобы не обшарить закутки да погреба. З а ужином Семен не смог к самогону притронуться, не смог и куска проглотить. Вышел из дому, постоял у прясла, да и побрел вдоль улицы. А на­ встречу— унтер с Антоном Горяевым. — Эй, сердешный,— спрашивает унтер,— чего ж ты не весел? Пос­ ле такого боя жив, а по лицу — вот-вот в рай попадешь. Глянул Семен на унтера, махнул рукой и взмолился: — Вашбродь, отпусти ты меня на волю. Какой я солдат? Я бы сам по себе, а ты сам. Христом-богом прошу, дай разрешенья. Душа не терпит. В глазах унтера прорезалась ярость, рука начала теребить темляк на шашке. — А ты, и правда, в рай просишься,— глухо выговорил он и вдруг гаркнул: — Сволочь! Ишь ты — сам по себе! Середки теперь нет, крас­ ные враз шкуру спустят, понял? Антон Горяев сжимает кулачищи, щеки покраснели, а нос совсем как свекла. Шагнув к Семену, шиниг: — Однако мы за красных постараемся, нам не привыкать. Выродок собачий! Чтоб я не слышал подобного, ясно? # — Катись в избу, пока я тебе мозги не вышиб! — добавил унтер... Семен выплюнул окурок в грязь и в сердцах огрел мерина кнутом. Горяев подравнялся с телегой, насмешливо косится на Семена, разду ­ вает усы. Семен будто не замечает его, вожжами похлопывает да при­ щелкивает языком. — Угости-ка табачком, что ли! — говорит Антон.— Твой, никак, по- покрепше. Семен передает ему кисет и кривится: — Дармовое курево завсегда крепше. Горяев долго слюнявил бумагу. Вернув кисет, лениво сказал: — Что-то ты за последнее время шибко смирным стал. К чему бы это? С Хрипиным шушукаешься. Смотри, вместе с Иваном окажешься в немилости. — А я и так среди вас — что пятое колесо в телеге.— Семен мрач­ но взглядывает на Антона.— Думаешь, не понимаю, почему ты за мной как тень ходишь? Унтеру докладываешь... Закурил? Ну и вали к черту! Горяев прищуривается, плотно слепив губы, глядит на Семена и молчит. Потом гонит коня вперед. А Семен ворчит, мотая на кулак вожжу: