Сибирские огни, 1966, №9
товарищем своим Гаврилой, винились в том, что они вот живут, а он взял и помер. И это, наверное, было тоже вековечное, кто-то кого-то всегда жалел и помнил и живые всегда горевали о мертвых, и, может, из этой жалости и Памяти вырастала и получалась любовь к живым, желание помочь им, продлить их дни на этом свете, ведь на том уж никому и ничего не надо. И торопиться там некуда. — Ты зачем сюда явилась, Манька? — тихо спросил Толя, не отры- Бая взгляда от елового креста плотника Гаврилы. Маруська сразу же полезла под пальто за пазуху и достала Толин серый шарфик. — В колидоре нашла,— сказала Маруська.— Голошеим ходишь. Захвораешь, дак будешь знать. — Шарф я оставил на вешалке, Манька. Девчонка рукою шоркнула по носику своему, пошмыгала, подума ла и быстро нашлась: — А меня Зинка послала. Пригляди, грит. Он чумовой, грит, и вся ко может быть. — Манька, ты опять врешь? — уставился Толя строго на Марусь ку.— Сама поперлась? — Ну сама, сама,— быстро согласилась Маруська, и так быстро, и таким тоном, которым понять давала, что как, мол, тебе хочется думать, так и думай, а я человек маленький, подневольный, и мне ничего дру гого не остается, как угождать всем вам и выручать вас. Однако ж Ма руську томила еще одна жгучая тайна, и она ошарашила ею Толю: А тебе Зинка письмо пишет, вот! — ...Какое письмо? Чего ты опять буровишь? Ну фантазер! Ну хлопуша! — И не хлопуша, и не хлопуша! — Маруська быстро укусила з а пястье правой руки и пробормотала заклятье: — Вам не услышать, нам не сказать! — Чтобы клятва получилась по всем правилам и как можно крепче была, девчонка для верности куснула руку еще раз. Толя и не собирался выспрашивать ее: он знал, как надо подъез жать к Маруське и как обращаться с нею. Взяв за руку Маруську и строго хмурясь, он повел ее за собою с кладбища. Главное сейчас, ни о чем с ней не разговаривать и делать как можно недоверчивей и сер дитей лицо. — Ж а р а стала какая! — Маруська расстегнула верхнюю пуговицу пальтишка и сдвинула со лба шапочку. Тайна жгла Маруську, распира ла ее. — Дышать нечем! — поддержал Маруську Толя и покосился на нее.' — Вот ты не веришь. А я вот всё, всё видела. Провалиться мне на этом месте! — Толя не отзывался, и Маруська, стрельнув в него гл а з а ми, таинственно понизила г о л о с :— Она сперва начала «Дорогой Анато лий...» А потом ходила, ходила, карандаш кусала, кусала и листик пор вала. После написала: «Уважаемый Толя»,— после...— ГолосМаруськи сел до полушепота, а черненькие Ягодины Маруськиных глаз вовсе вы катились наружу и перестали моргать: — «Родной Толя!..» Вот!.. Толя никакого волнения не выказывал, ничего с ним не происходи ло, и Маруська поклялась: — Честное пионерское, не вру. Вот те крест! Пальтишко у Маруськи расстегнулось, шапка съехала на ухо, вся сна распатлалась. Толя застегнул на девчонке пальто, грубовато попра вил на голове ее шапку и по-взрослому вздохнул:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2