Сибирские огни, 1966, №9

цедив чаю, как приостановился он у двери своей комнаты, потоптался, почти неслышно обронил свое «М-да!» — Может быть, зайдешь? Чаю бы попили,— словно оправдываясь, предложил Репнин. «Не хочу я никакого чая! Ничего не хочу! Отвяжитесь вы, ради бога!» — простонал Толя и откусил грязную льдинку с перекладины рамы. Валериан Иванович ногою открыл дверь в свою комнату и, высоко держа чайник и стакан с блюдцем, исчез. Толе почему-то сразу же ста­ ло жалко, что он ушел. Когда здесь над душою стоял — наорать на не­ го хотелось или пожаловаться, припав к нему. Ребятишек вон увели, двух чужих малышей, а ровно бы от души что оторвали. Толя выплюнул льдинку, провел по лицу рукою, как бы снимая п а ­ утину, чтоб лучше видеть. Стекла распаивались, стачивались серые от пыли клыки на подоконнике, на поперечниках рам. В верхней дольке рамы уже шмелем шевелился солнечный блик. Ах, если бы еще раз увидеть лодку! Еще раз заслониться воспоми­ наниями. Помнит шесты, руки, а лиц отца и матери не помнит. Не помнит, куда и зачем плыли. Но до удивительности отчетливо видит, как потем­ нело вокруг, слышит, как резче защелкали шесты, как забулькала во­ да у щек лодки. Берег побежал мимо, ровно бы на колесах, быстро, с рокотом. Суетясь меж выступивших из воды камней, нащупывая остри­ ем носа разрез струи, лодка плыла под сумрачный навес скалы, исполо­ сованный птичьим пометом. Отец и мать схватились руками за расщелины утеса, тревожно глядя вверх. А там грохотало, сверкало, раскалывалось небо. Утес вот- вот должен был вздрогнуть и низвергнуться на них. Густо и шумно обрушился дождь. Он плясал рядом с лодкою, тон­ коногий, пузырчатый. Он вздрагивал, ежился, прыткой рысью припус­ кал по черной воде. Молнии огромными серпами подкашивали его, как крупную траву, стрелами вонзались в густые гибкие заросли. Небо рва­ ло в клочья синим огнем. Грохотало так, что белые рыбки-ельцы взле­ тали из раскрошенной воды, ворохами узких листьев опадали в лодку и подпрыгивали в ней... ...Артельно, с шумом и гамом пронеслись на улицу детдомовские малыши, гоня по коридору чью-то шапку вместо мяча. — Отдайте! Ну, отдайте же! — суетился белобрысый парнишка, пытаясь, как вратарь мячом, завладеть своею шапкой. Толя подхватил ударившуюся в окно истерзанную шапку, нахлобу­ чил ее на белый кочан ноющего парнишки и вытолкнул его за дверь.. Мертвый час кончился. Нужно было уходить куда-то. Мимо комнаты заведующего Толя прошел на цыпочках, предпола­ гая, что Валериан Иванович отдыхает. А Репнин в это время сидел у окна, швыркал чай из блюдца, д ав ­ но уже утратив все правила застольного этикета. Он думал неторопли­ во о том, что вот и еще одну беду, как гору, перевалили в доме, еще одна забота минула. А сколько их будет? Каких? Сама тут жизнь и р а ­ бота такая — одолевать беды. Вся жизнь — сплошные заботы. А здо­ ровьишко не то уже. Д а и годы немалые. Когда только и пролетели?.. Отставив недопитое блюдечко с чаем, Валериан Иванович выглянул в коридор. Толи нет. Ну и добро. Значит, легче парню стало. Значит, перегоревал. Ребячья беда отходчива, крылата. Репнин заметил стул, все еще стоявший у двери, и в памяти, как выстрелы в упор, зазвучали слова женщины: