Сибирские огни, 1966, №9
— Хочешь, я тебе сказку расскажу? — предложил Толя. — Д а в ай ,— обрадовался Мишка.— Ты здорово умеешь расска зывать... Я тоже, как глаз мне другой сделают, стану много книжек чи тать и научусь рассказывать. Толя опять повернулся на спину, закинул руки за голову. — В книжках все больше про буржуев богатых и про несчастных рассказывается. Все больше описывается, как кто у^лер и как кого уби ли. И еще про любовь. В стихах чаще, про любовь-то. Мне сперва не нравилось про это читать, канитель, думаю, разводят. Нет, чтоб сразу сказать, я, мол, тебя люблю. Виляют, слова посторонние всякие говорят. Я сперва все в конец заглядывал . Там, как в алгебре, ответ есть — то ли се ли. А теперь вот и про любовь стало мне интересно читать. Есть одна книжка, про Квазимодо, про смерть его и про любовь. Квазимодо был горбатый и одноглазый, а полюбил красавицу Эсмеральду.— Мишка вспыхнул при упоминании про одноглазого Квазимодо, но Толя не заме тил этого, он уже повел рассказ про захватывающую, великую любовь горбуна Квазимодо. Мишка совсем приуныл от печального рассказа, и Толя, чтоб уте шить Мишку, решил рассказать ему про картину, которая потрясла его недавно. На Мишку кино не подействовало. «Он же музыки-то не слышал, а в этом кино главной музыка была». — Мало ли что там показывают. В жизни все по-другому,— Миш ка махнул рукой и по-взрослому рассудительно закончил:— А я малень кий был, верил всему, дурак. Покажут, как утонул человек или захво рал, так я и заплачу. А там вовсе и не настоящие человеки, артисты, и дома из фанеры да на тряпках нарисованные — сказывают. — И я тоже верил,— помолчав, отозвался Толя.— Тоже плакал. А в жизни и верно все по-другому,— совсем тихо подтвердил он, глядя вверх, на зарешеченную лампочку. Поздним вечером, когда обезлюдели улицы, дежурный выпустил из прокислой комнатушки Толю и Мишку, погрозив на прощанье пальцем: — У меня не болтать! И если еще раз попадетесь!.. Ребята вихрем вылетели из дежурки, не дослушав строгого челове ка, и помчались домой. Внутри побаливало, особенно под боками. Но это ничего. И не такое терпели. И когда за Волчьим логом, за бугри стым пустырем, заершившимся от кустарника, они увидели светлое ок но на кухне своего дома, оно показалось таким дорогим и долгождан ным, что у обоих подкатили к горлу слезы. И Толя вспомнил, как он уже не раз радовался этому родному для него огоньку, и подумал, что это большое, наверное, счастье — иметь на земле свое, всегда тебе све тящее окно. Тихо пробрались парнишки в раздевалку и не повесили свою оде жонку вместе с остальною, а постояли и, не сговариваясь, сунули шап ки и пальтишки с чужим, противным запахом в угол, за вешалки. На кухне, вполголоса напевая: «В степи под Херсоном высокие т р а вы ...»— дежурные чистили картошку. Ужинать Толя и Мишка не стали, забрались в постель и разом, как бы свалив ношу, выдохнули: — Мировуха! — Мишка! — позвал Толя.— Иди ко мне на кровать. Мишка рыбиной махнул с одной кровати на другую. Парни з ал е з ли под одеяло, пошушукались, посмеялись, угрелись и незаметно в об нимку уснули. Женька Шорников и Малышок подняли головы. Они ждали Толю и Мишку, ловко притворяясь спящими. Натянули валенки и поспешили к Валериану Ивановичу, Постучали,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2