Сибирские огни, 1966, №9

паке. Толя первый раз в жизни видел свет, упрятанный за решетку, и подумал: «Надо было идти одному. Все равно не поверили». Вдруг он услышал, как зашумел, зашмыгал носом Мишка. Толя еще никогда не видел и не слышал, чтобы Мишка плакал. Испугался. — Ты чего, Мишка? Мишка плакал отвернувшись, закрыв лицо руками, и Толя каким- то уже недетским разумом дошел: ни утешать, ни расспрашивать Миш­ ку не надо. Он вытянулся на спине и, не отрывая глаз от лампочки, принялся считать. Считал, чтобы и самому не расплакаться, и с неожи­ данной усмешкой подумал: «Вот и математика пригодилась. Не такая уж она зряшная штука...». Постепенно Мишка утих. Толя обнял его, и Мишка, истинный, з а ­ каленный детдомовец, не сбросил руку Толи, а тоже обнял его. — У меня вот бельмо,— глухо, как бы самому себе, сказал Мишка.—< И вот меня всегда толкают, бьют шибчей, чем других. Отчего это, Толька? — Не знаю, Мишка, не знаю.— Толя вынул из кармана в комочек скатавшийся платок — Зина обвязала его цветными нитками. Щемливо вспомнил о ней, будто был за тысячи верст от нее и уже давным-давно ее не видел. Сунув платок в руку Мишки, откинулся, снова заговорил:— Так, видно, устроено у людей: красивое все любят, балуют красивых-то, а уродов ненавидят. Верно, сами об себе думают, что красивые. А сами же урода-то и породили. Вот и не могут этого простить. Мишка утерся, содрогнулся от далекого, уже закатывающегося всхлипа и, забыв вернуть платок, с далекой печалью вымолвил: — А меня мать с отцом все равно любили. Я плохо все помню, но любили, знаю. — Так то ж родители! — Д а -a, родители! Начальник-то, слышал, орал рядовому: «У них нет родителей, так ты им, как отец, всыпь!..» P -родитель! Папа! Своих деток, небось, не приказал бы... — Костыльника покрываете, мерзавцы! Деменкова-бандита спаса­ ете, сопляки! — передразнил начальника милиции Толя.— Покрыли б мы костыльника с Деменковым штукой одной, если б... — Ладно, Толька, чего уж. Д ав ай лучше про родителей еще пого­ ворим... — Д а я их почти не помню, Миха,— отозвался Толя.— Мать еще в деревне умерла. Как отца забрали, так и умерла. Отец, не знаю, живой или нет? Последний прадед умер. Всех пережил. Сто лет ему было. — Н-ну-у! — Мишка приподнялся даже и поглядел недоверчиво на товарища — не загибает ли? — Ага. Так говорили. — Долго, сто-то лет! Уж повидал в жизни, так повидал! И натерпел­ ся, поди... — Мне он ничего не рассказывал. Как приехали сюда, на север, он уже не разговаривал. Молчал все. Оцынжал потом. Один раз как з а ­ кричит!.. И умер. А бельмо тебе, Мишка, вылечат. Ты не беспокойся. Я в книжках читал, даже стеклянные глаза вставляют. — Д а я ничего. Привык. Конечно,— понизил голос Мишка,— без бельма лучше бы. Мне командиром охота быть, пограничником. А кто меня такого в командиры возьмет? Э-эх, скорей бы уж вырасти. Я на любую операцию соглашусь. Пусть на стеклянный глаз, все равно со­ глашусь. Мишка, оказывается, разговорчивый человек. Столько лет прожили в одном доме с ним, а Толя и не знал этого.