Сибирские огни, 1966, №9

дельности к Первомаю, и хотя он, Мазов, подзапустил школьные свои дела и перестал ходить на репетиции школьной самодеятельности, во­ ж а т а я школы все же надеется, что у него осталась совесть и он, запева­ ла, не подведет родную школу. Пусть не забывает, предупреждала во­ жатая, что рекомендацию в комсомол ему будет давать школьная пио­ нерская организация, и если он будет себя неправильно вести... Толя снисходительно оглядел сытенькую пионерочку. На ней гл а ­ женый галстук, на галстуке сердечком горело пламя металлического з а ­ жима. Не удержался, провел пальцем под носом девочки. — Окажи своей вожатой, у меня сегодня будет другая самодея­ тельность! Мне сыграют «Сени, мои сени!..». — На балалайке? — не обиделась девочка. От сытости или еще от чего в ней уже бродили кое-какие тайные крови, и она чуть кокетничала с мальчишками и как будто не замечала, что парнишка не в себе. А мо­ жет, и заметила, да посчитала — заживет до выступления на празднич­ ном общешкольном концерте. — Нет, на ребрах! — Как на ребрах? Ничего не разъяснив девчонке, Толя ушел, оставив ее озадаченной. Не сразу, но до нее дошло, что Мазов ее дурачил и издевался над нею, над активисткою школьной самодеятельности. Никогда еще Толя не возвращался домой так медленно, так подне­ вольно. Ребятишки из первой смены промчались мимо него, толкнули разок-другой. Он не ввязался в свалку, шел, помахивая сумкой, сшибая с карликовых березок настывшие льдинки, даже напевал что попало, но что напевал — не слышал, о чем думал — не сознавал. Ближе к дому останавливался, на небо, на лес глазел. Кустарники чадили пьянящей дымкой, запахом молодеющей коры и торопливо набухающих почек. На сильных вершинках ивняков почки уже лопнули, показав шишечки из серой шелковистой шерстки. Под елками появились продухи. На до­ рожке, где Махнев проезжал, следы коня выперли. По березняку пере­ пархивали дородные снегири. Сидя на крестообразной вершинке ели, безостановочно наяривал зяблик, лишь недавно объявившийся в этих краях. Беспокойство от зяб- ликового трезвона, от суеты птичьей, от шума и гама пробуждающегося леса возрастало в Толе. Ему все больше и больше не хотелось идти домой. А надо. Дома Толю ждал Мишка бельмастый. Он стрельнул целым глазом в угол. Там на кровати вниз лицом, в брюках и в рубахе, спал Демен- ков. В комнате застояло пахло перегаром. «Наблудился и пришел отсы­ паться,— с ненавистью подумал Толя.— Ну, погоди, скоро уж турнут тебя, гада, отсюда!..». Тянуть с деньгами больше нельзя. Но и нести их, даже думать об этом не хотелось. Толя почти не таясь сходил в уборную, взял деньги из крысиной норы, сунул их в карман. Пачка денег оттопыривала штаны, и Толя д аже самому себе не мог признаться — какое жалкое и затаен ­ ное желание было у него: заметили бы деньги и отобрали бы. Но деньги никто не отбирал. Д аж е Паралитик не отбирал деньги. А ведь узрел. Глаз у него на эти штуки наметанный. Паралитик совсем притих чего-то. Все больше лежит, укрывшись с головой одеялом. Не бод­ рится, не постукивает костылем, не орет на ребятишек, не раздает под­ затыльников. Думает Паралитик — Игорь Краесветский,— лежит и ду­ мает. Что-то он надумает? Может, устанет думать, плюнет на все, д а возьмется жить, как прежде жил? Едва ли. Он инвалид — обострен