Сибирские огни, 1966, №9
Ра зд ев алк а почему-то была сооружена на пожарной площадке, поч ти под потолком. К ней вела крутая, узкая лестница. Внизу испуганной стайкой толпились школьники. Толя влетел а раздевалку, взял за куртку с молнией парнишку и притянул к себе. На не го с круглого, румяного, видать, никогда не битого лица с вызовом и смятением смотрели два сытых глаза. Он улыбался Толе, как своему. Цынга не тронула этого мальчика, все зубы у него на месте. У него- всегда был чеснок, лук, свежие овощи, а может, и фрукты. Толя расчетливо и со всей силою посадил на кумпол улыбающуюся морду и услышал, ка к хряснуло что-то переспелым арбузом, и бросил сы на летчика с лестницы. Тот пошел не в папу — летать не умел. Он падал с лестницы с грохотом и бряком. Внизу он лежал , как мертвый, но, по чувствовав на губах кровь, взвизгнул с поросячьим ужасом. В конце коридора распахнулась дверь учительской, и оттуда помча лись на шум преподаватели. Толя скатился по брусу лестницы, успел еще раз пнуть катающего ся на полу сыночка и пулей вылетел из школы. На улице он схватил за руку Ваньку и умчал за собою через улицу, в магазин. Они смотрели в окно. Толю колотило. Ванька ежился от страха, предполагая, что их сейчас же арестуют. Минут через пять из школы под руки вывели сына летчика две учи тельницы. Они зажимали ему рот платком, наклонялись к нему, глади ли. Толя проводил их взглядом до угла. «Выслуживаются перед таким... А зубы ему железные вставят, а то и золотые...» — У меня ни гу-гу! — погрозил он Ваньке пальцем. — Могила! — заверил его оживающий Ванька и восхитился:— З д о рово ты его! — Ладно, чапай домой, еще влетит от матери. Карандаш я тебе свой отдам. Приходи. Толя и Ваньку проводил взглядом до угла, пощупал деньги в к а р мане, сжал их, стиснул в кулаке. Он остыл, успокоился — и бродил по городу, бродил. Опять болела нога. «И чего это она болит сильнее, когда на душе муторно? Ноет и ноет, будто кто каменными пальцами на перелом на жимает, День какой-то выдался — не разбери-бери. Еще Ванька этот ровно с крыши свалился! А там домой придешь — цап-царап и... «Гуляй со мною, миленький!» Но будь, что будет. Не могу больше один быть...» Дома его ждали . Никто из ребят не попался. Единственного мили ционера, кинувшегося за Попиком, тот привел к «Десятой деревне». Ми лиционер посвистел, посвистел и отступил за подмогой. Все тихо дома. Никто ничего не знает. Женька и Мишка явились домой совсем недавно, будто с лесозаготовок. Отпустило. Стали вспоминать, похохатывать. Голос у Женьки сипел пуще прежнего, перекалился, видно, голос от переживаний. Бывает же! Говорят, у иных людей от страха живот слабеет или сердце р а зры в ает ся, а тут горло распаялось. И хотя в комнате были все ребята в сборе, хотя они смеялись, ра - дые удаче, Толя нахохленно сидел на кровати и чувствовал себя будто на отшибе. Одиноко ему было сегодня и дома. — Ну ты, патриёт! — подтолкнул его Попик.— Не лови мух ноз дрёй, работа сделана чисто. — Зачем лишние деньги взял? — спросил Толя, к а к будто могло-это-- иметь какое-то значение.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2