Сибирские огни, 1966, №9

д ергал пуговицу я а пальто и ответил, прикрывая разбитое лицо рука­ вичкой: — Не знаю, дяденька артист. — Ха, а ты откуда меня знаешь, братец? — удивился артист. — Постановку смотрел и запомнил. — Ха, да ты памятлив зело, братец! — воскликнул артист.— И тебе, судя по всему, не терпится взглянуть на прекрасную женщину из этой кинокартины, а ? — подмигнул он и рассмеялся, довольный собою. Мальчишка прижал рукавицу к груди — билетом жгло ладонь. — Мне в кино охота. — Так впустите ж молодого человека в кино,— обратился артист к контролерше.— Сделайте его счастливым. Это так легко! — и хлопнул Толю по плечу. — Ну, уж ладно, если с вами уж ,— не в силах отказать такому з а ­ влекательному человеку, согласилась контролерша и д ал а третий звонок. Толя юркнул впереди артиста в уже темный зал и присел на первое свободное место сбоку ряда, чтобы, упаси бог, не помешать взрослым, хотя на других сеансах вместе с ребятами здорово портил им кровь. Экран замерцал , как бы прилаживаясь и нащупывая людей в зале, и озарился музыкой. Музыка была, как глаза скрипача, зовущая и печальная. В ней не гремели барабаны , не брякали тарелки. В ней пели скрипки, журчала вода, шумел дождь, шел белый снег. В ней было т акж е много веселости и раздолья. Но веселости чужой. От нее щипало глаза. Обо всем на свете забыл Толя. Музыкант как будто понимал, что и у мальчишки тоже бывают свои печали, свои мечты, своя жизнь. И при­ нимал он его без высокомерия, со всеми бедами и радостями, со своей еще маленькой жизнью и с только-только нарождающейся ж ажд ой люб ­ ви, о которой парнишка и сам-то еще ничего не знал, а в снах, что виде­ лись в последнее время,— признаться себе стыдился. Но все неясные еще, тревожные и стыдливые желания вдруг из стыдных обернулись в красивые, будто было у «их две стороны — темная и светлая. Музыкант касался лишь светлой, и все на свете, ка к от волшебной палочки, от од­ ного ее взмаха, преображалось в доброе и прекрасное. Толе казалось, что попал он в перекрестье лучей, исходящих от музыканта, и виден весь, и ничего в этом страшного и стыдного нет, потому что ни в нем, ни в мире ни зла, ни горя нет, и смотрит на него мир добрыми и чуть печальными глазами скрипача. Музыкант жил своей, не совсем понятной Толе, жизнью. Он любил и страдал, д аж е помогал делать революцию, нисколь не похожую на ту, какую Толя изучал в школе, видел в кино, с кровью, со смертями, с ти­ фом, вшами, голодом... Такую мелкобуржуазную , как в школе говорят, революцию — напу­ сти детдомовскую братву — разгонят дрынами в прах и еще карманы обчистят при этом. Непривычные люди в этой картине. У них и страдания-то какие-то не нашинские. Певица, что чайка вольная и разлетистая, жена музыкан­ та, сильная, умная и слабенькая , бедный чудаковатый извозчик, и д аже граф, и д аж е король, о каких не так, как в этом кино, рассказывают на уроках литературы и истории. Неужели и короли бывают добрые? Мо­ жет, оттого, что все люди эти, короли или не короли, вышли из утренне­ го леса, в котором музыкант так легко и просто составил сказку-песню? Может, светом музыки ослепило в людях зло, высветило самое доброе, самое хорошее, что дали им матери и отцы?