Сибирские огни, 1966, №9

души, погубившая человека нравственно. В повести Вл. Николаева нет ни одного, так сказать, чисто положительного героя. Старпом Сергей Тучков по своей функ­ ции — резонер, по сути характера — реф­ лектирующий интеллигент, вызывающий при всех благородных порывах снисходи­ тельную ж алость. Д а, пытался он доказать Воронину, что не по-государственному за ­ ставлять людей работать на износ, требуя больше от передовых, не подстегивая от­ стающих, не по-государственному прикры­ вать обязательствами рваческие настрое­ ния, но, увы, был обидно не замечен. Прин­ ципиальный, честный старпом лишен главного — натуры бойца, а в итоге — мол­ чаливое «соучастие» в делах капитана и чувство вины за его нравственное падение и смерть. Люди выведены в повести Вл. Николае­ ва без ярлыков, автор постепенно исследует их человеческую суть. Но не мож ет не бро­ ситься в глаза, что героям волевым, силь­ ным, целеустремленным, живущим старыми представлениями о жизни и людях, проти­ востоит пассивная масса рыбаков, даж е не коллектив (на сейнере нет его), а просто масса Только смерть развенчивает ж изнен­ ные принципы Е рм акова, формы управле­ ния Воронина, но не силы, обнаруженные в действительности и противостоящие им. Но при всем этом «Л едяное небо» — удача пи­ сателя. В жизни рождаю тся новые взаимо­ отношения между людьми, связанными производством. Павел Гаврилович Балуев размышлял: «По нынешним временам хо­ зяйственник отвечает за состояние души человека не меньше, чем за состояние тех­ ники» («Знакомьтесь, Балуев» В. Кож евни­ кова). Но рядом с Балуевыми живут и дей­ ствуют непреклонные и сухие администра­ торы Воронины. Поэтому исследование нравственных болезней людей в зависимо­ сти и связи с ошибками и просчетами эко­ номическими и социальными — задача со­ временная и нужная... М и х а и л С к у р а т о в П Е Р В А Я З А П Е В К А О м м а Симдянова, в силу жизненных об- ‘■“'сто я тел ь ств, ж ивет и трудится в Мор­ довии но родом-то она коренная сибиряч­ ка, забайкалка. И не случайно в ее крохот­ ной, изящно изданной книжице стихов1 вы­ деляется самобытностью прежде всего раз- • Э м м а С и м д я н о в а . Снежная лилия. Стихи. Саранск, Мордовское кн. изд., 1465. дел «У синей Аргуни». В поэтических об­ разах и звуках здесь прорвалось самое со­ кровенное души поэтессы, можно сказать — родовое: А я — гуранка, Катя-Катеокна — Родные сопки знаю наизусть. Гуранка, гуран — народное название таежного зверя (м арала, изю бря); так же кличут иногда в просторечии и русских старожилов Забайкалья, в чьих ж илах те­ чет и бурятская кровь: Эх, потому, наверно, я гуранка, Что диких предков зной бурлит во мне. Л адно, запашисто, озорно звучат строки и другого стихотворения: На коромысле весело внесу в избу реку. И вздрогнет каждая жилка: студеной родной водой умоюсь и буду, как Шилка, ЗВОНКОЙ И МОЛОДОЙ1 И вспоминаются Эмме (Катерине) Симдяновой её прабабка — прирожденная японка (тоже любопытный штрих!), от ко­ торой она унаследовала обличье и чьи «смо­ ляные глаза пошли» за прадедом поэтес­ с ы — отчаянным забайкальским казаком: Эта женщина в кимоно нелюдимо не взглянула ни разу назад. Разлучал ее с нелюбимым молодой аргунский казак... Родное Забайкалье! Оно крепко и силь­ но дает себя знать в лучших стихах Эммы Симдяновой. Но и от Мордовии поэтесса позаняла для себя новые краски,образы, голоса, песни, легенды, мифы.Таковоодно из наиболее вы разю ельных стихотворений этого круга — «Бог Керемегь». Вот перед нами картина благодатного весеннего д о ж ­ дя в лесу. И силы могучие древние в кустах начинаютгудеть, как будто проснулся в деревьях мордовский бог Керемегь! Он в дубе пустом величаво зеленой трясет бородой... Но не все хорошо у молодого автора. Вот «Баллада о Кубе», сдается спета с чу­ жого голоса. Это чувствуется хотя бы по постоянным трехкратным повторениям од ­ ного и того ж е слова в конце строф, вро­ де — «далеко далеко, далеко», «знакомо, знакомо, знакомо» и т. д. Так сразу и при­ поминается часто распеваемая по радио песенка Новеллы Матвеевой, где слышны тройные повторы с их убаюкивающими ин­ тонациями: «качает, качает, качает». Не каж утся самобытными и такие сти­ хотворения, где поэт ступает по избитым тропам: «Был май во Львове», «Какое, мо­ ре, ты — я сердцем знаю» и некоторые другие, хотя и в них есть удачьые строки. В легенде «Пугачевские палаты» зримы и яркие краски и местный колорит, без че­ го нет подлинного искусства. Но нет цело­ стного впечатления. Не очень мотивирован внезапный переход Пугачева от заигры ва